Паскаль Казанова - Мировая республика литературы

Говоря об особом положении Парижа как вненациональной и мировой столицы, мы не должны забывать, что литературная столица все — таки национальна. Благодаря своей основополагающей связи с языком, — всегда национальным и неизбежно «национализированным», поскольку все институты внутри страны объединены им, — литературное наследие всегда связано с национальными институтами и учреждениями [64] Для удобства мы будем употреблять термин «нация» и «национальный», понимая, что рискуем быть анахроничными. . Язык одновременно и достояние государства (язык национален, и стало быть, непременно является средством политики и идеологии), и «материал» для литературы. В силу этого накопление литературных средств, по крайней мере на начальной стадии формирования, происходит в рамках национальности; язык и литература используются как орудия политических интересов, взаимно помогая, шлифуя и оттачивая друг друга.

Для того чтобы понять, как связаны между собой государство и литература, нужно в первую очередь отметить, что через посредство языка они взаимно обогащают, питают и укрепляют друг друга. Историки уже установили существование прямой зависимости между возникновением первых европейских государств и формированием народных языков (которые потом станут национальными [65] См. D. Baggioni. Langues et Nations en Europe. Paris, 1997, c. 74–77. ). Бенедикт Андерсон [66] B. Anderson. L’Imaginaire national. Réflexions sur l’origine et l’essor du nationalisme. Paris, 1997. считает распространение народных языков административной, дипломатической и интеллектуальной поддержкой тех европейских государств, которые складываются к концу XV — началу XVI века, более того, он видит в этих языках основную причину, объясняющую появление этих государств. Существует органическая взаимозависимость между появлением национальных государств, распространением народных языков и формированием новых литератур на этих языках. Накапливание литературного багажа коренится, таким образом, в политической истории государств. Точнее, можно считать, что оба эти явления, а именно, возникновение государств и возникновение литератур на народных языках — рождены одним и тем же принципом «непохожести». Настаивая на своем отличии от других, утверждая свою «непохожесть» соперничеством и борьбой, мало — помалу формируются европейские государства, а начиная с XVI века, возникает и международная политическая арена. В этой формирующейся политической вселенной, которую можно описать как систему различий (в том же смысле, в каком лингвисты именуют язык фонетической системой различий) язык играет роль главного «различителя». Язык наряду с другими факторами становится целью в той борьбе, какая ведется на пограничье формирующегося политического пространства и возникающего пространства литературного [67] Жак Ревель показал, как медленно и постепенно языки стали ассоциироваться с некиими территориями, ограниченными «языковыми барьерами». D. Nordman, F. Revel. «La formation de l’espace français». Histoire de la France. V. 1. Paris, 1989, c. 155–162. . Вот почему становится возможным сказать, что рождение литературы коренится в политической истории государств.

Особого рода защита (имеется в виду литературная) народных языков крупными деятелями культуры в эпоху Возрождения [68] Итальянский поэт Бембо, французы Ронсар и дю Белле, англичанин Томас Мор, немец Себастьян Бранд, с одной стороны, как гуманисты заботятся о возрождении античной литературы, а с другой, защищают свою собственную и народную исключительность. с самого начала принимает вид соперничества между этими «новыми» (новыми на литературном рынке) языками. Авторы еще не отделяют литературных мотивов от политических. Примером тому «Защита и прославление французского языка» дю Белле. Литературное соперничество, возникшее в интеллектуальном мире в эпоху Возрождения, пока еще ищет для себя обоснований в политической борьбе и в XIX веке, когда распространится понятие «нация», и именно национальные институты станут основой для формирования литературного пространства. Что же касается общемирового литературного пространства, то и оно будет формироваться с помощью межнационального соперничества, одновременно и политического, и литературного.

Как только мир литературы, расширившись, станет более или менее единым пространством, литературное наследие нации, сложившееся вовсе не в замкнутом национальном отсеке, осененном лишь ему присущим, особым «духом», будет тем средством, которое позволит новым претендентам стать соперниками и выйти на литературную арену.

Стремясь стать победителями в литературной борьбе, крупные литературные державы стараются распространить как можно шире сложившиеся в их культурной среде понятия и литературные средства, которые по большей части возникли тоже как результат соперничества или сравнения. Зачастую определяющие особенности той или иной культуры, примером этому Англия и Германия, соперничающие с Францией, становятся очевидными и значимыми лишь при сопоставлении с какой — либо иной господствующей культурой. Литературные произведения никогда не бывают продуктом национальной среды, их формирует соперничество культур (всегда отрицаемое) и литературная борьба, всегда межнациональная.

Утверждение, что литературный капитал национален, что он зависим от государства и нации, позволяет объединить экономику, присущую именно литературному миру, с литературной геополитикой. На самом деле, никакая «национальность» не существует сама по себе и сама в себе. Нет ничего более интернационального, чем национальное государство: оно существует только в связях с другими государствами и зачастую противостоя им. Иными словами, невозможно описать ни одно государство, — будь оно «расчлененное», по терминологии Шарля Тийи, то есть в стадии формирования, или «сложившееся» [69] Ch. Tilly. Les Revolutions européennes 1492–1992. Paris, 1993, с. 60–71 (пер. P. Chemla). (национальное, после 1750 года), то есть собственно государство в нашем понимании, — как некий независимый феномен, автономный, отдельно существующий. Напротив, каждое государство формируется благодаря своим связям, иначе говоря, своему соперничеству и плодотворной конкуренции с другими государствами. Государство — это бытование связей, нация — это меж — национальность.

Надо сказать, что создание или воссоздание национального единства и политическое самоопределение наций, осуществлявшееся на протяжении XIX века, также не было результатом независимых друг от друга, особых и уникальных исторических процессов, происходивших в каждой отдельной стране. Только национальное мифологическое мышление пыталось представить (для наиболее древних наций задним числом) автаркическую уникальность тех явлений, которые на самом деле происходили благодаря тесной взаимосвязи множества стран. Михаэль Жейсман [70] M. Jeismann. Das Vaterland der Feinde 1792–1918. Stuttgart, 1992. сумел показать, что франко — немецкий антагонизм, подлинный «диалог врагов», способствовал формированию национального сознания в обеих странах. Следуя его теории, нация создается в связи и в противостоянии «естественно сложившемуся» врагу. И точно так же Линда Колли в своей книге [71] L. Colley. Britons. Forging the Nation 1707–1837. New Haven, 1992. показывает, что английская нация сложилась как противостояние Франции.