Паскаль Казанова - Мировая республика литературы

Как критика, так и перевод повышает ценность литературного произведения, способствует его признанию, «наращивает литературное богатство», по выражению Ларбо. «Он (переводчик) одновременно повышает свой интеллектуальный уровень, обогащает национальную литературу и прославляет себя. Помогать перейти произведению из одного языка в другой, из одной литературы в другую дело вовсе не мелкое и не бесславное» [30] V. Larbaud. Цит. произв., с. 76–77. . «Надежная ценность», по признанию Валери, созданная признанием критики, «увеличивает мировой литературный капитал», присоединяя это признанное произведение к капиталу самого критика, который сумел его разглядеть. Переводчик наравне с критиком наращивает капитал той нации, литературу которой он переводит. Как показывает пример Ларбо, эти великие посредники и есть самые преданные вкладчики, главные поверенные литературы, поднявшиеся над историей, национальностью, политикой, твердо уверенные в незыблемости эстетических категорий, при помощи которых они оценивают произведения. И они же первыми отвечают за недоразумения и несправедливости, случившиеся по вине представителей центра (в частности, как мы увидим, Парижа), недоразумения, неизбежно возникающие из — за этноцентрической слепоты столицы.

У литературной державы своя география, свое распределение территорий, не совпадающее с национальными границами, устанавливаемыми в соответствии с политическими (и национальными) представлениями. Литературные области возникают в силу эстетической близости или, напротив, отдаленности от эстетики центров, в которых совершаются литературные крещения и формируется литература. Города, в которых скапливаются литературные богатства, города, поддерживающие и питающие литературный процесс, превращаются в своеобразные святилища, или, если воспользоваться другой терминологией, в центры кредита, в особого рода банки. Рамю называет Париж «универсальным банком всех литературных обменов, разменов и перемен» [31] Ch. F. Ramuz. Paris. Notes d’un Vaudois. 1938, переизд. 1978, с. 65. . Повсеместное признание того или иного города литературной столицей, то есть центром, обладающим наибольшим авторитетом в литературных вопросах и наибольшей преданностью литературе, возникает потому, что преданность литературе просто — напросто существует, и, существуя, приносит реальные плоды. Возникая как убеждение, преданность впоследствии материализуется.

Такой столицей литературной вселенной, городом, обладающим самым большим литературным авторитетом в мире, стал Париж. «Париж, по словам Валери, главная производная литературной структуры» [32] P. Valéry. Цит. произв., с. 1007–1010. . В самом деле, столица Франции странным образом объединяет в себе изначально противоположные качества, совмещая все существующие в истории представления о свободе. Париж — символ Революции, ниспровержения монархии, возникновения прав человека, благодаря чему Франция пользуется репутацией страны, терпимой к иноземцам, надежного крова для политических беженцев. Вместе с тем Париж еще и столица литературы, искусства, роскоши, моды. Словом, Париж одновременно интеллектуальная столица, арбитр хорошего вкуса и родоначальник политической демократии (такова, во всяком случае, во всем мире, его репутация, вполне возможно, мифическая). Одним словом, в глазах многих Париж — идеальный город, где царит свобода творчества.

Политическая свобода, изысканность и интеллектуализм — это уникальное сочетание, возникшее отчасти как миф, отчасти как результат исторического процесса, в самом деле расковало и творцов, и искусство. Виктор Гюго в «Путеводителе по Парижу» называет французскую Революцию «символическим капиталом» Парижа, его основополагающей особенностью. «Без 1789 года, — пишет он, — главенствующая роль Парижа непонятна. Рим величественней, Трир древнее, Венеция красивее, Неаполь гостеприимнее, Лондон богаче. Что же есть у Парижа? Революция… Париж то самое место на земле, где лучше всего слышна музыка ветра в невидимых парусах прогресса» [33] V. Hugo. «Introduction». Paris Guide, par les principaux écrivains et artistes de la France. Paris, 1867, c. XVIII–XIX. Книга составлена Луи Ульбахом, над ней работали 125 писателей и писательниц, и вышла она перед открытием второй Всемирной выставки. . В самом деле, для большинства иностранцев на протяжении долгого времени, а точнее, чуть ли не до 60‑х годов XX столетия, образ французской столицы навевал воспоминания не только о «героях» литературы, но и о Великой французской революции, революциях 1830,1848 годов, о Парижской коммуне 1870–1871, о борьбе за права человека и верности принципу предоставления убежища. Жорж Глейзер пишет: «На моей маленькой родине слово «Париж» звучало как заклинание из сказки. Чтение книг и мой опыт утвердили его сказочный ореол. Он остался городом Генриха Гейне, городом Жана — Кристофа, городом Гюго, Бальзака, Золя, городом Марата, Робеспьера, Дантона, городом баррикад, Коммуны, городом любви, света, веселых песен, смеха и радости» [34] G. Glaser. Secret et Violence. Paris, 1951, с. 157. .

Что касается других городов, то больше всего напоминает Париж Барселона, накопившая большой интеллектуальный капитал и известная своей относительной политической терпимостью во время франкистского режима. Однако столица Каталонии играет роль — литературной столицы некоего национального региона, если иметь в виду испаноязычные страны Латинской Америки. В то время как Париж со своим уникальным литературным багажом и уникальным революционным прошлым играет столь же уникальную роль, формируя мировое литературное пространство. Вальтер Бенжамен в книге «Париж, столица XIX века» утверждает, что борьба за политические свободы, напрямую связанные с литературным модернизмом, является особенностью истории Парижа. «Париж в социальном плане то же, что Везувий в плане географическом, — грозная, сейсмически опасная зона, неиссякающий источник революций, — пишет он. — Но точно так же, как особенно хороши виноградники, выросшие на лаве Везувия, на лаве революций в Париже особенно пышно цветет искусство и светская жизнь» [35] W. Benjamin. Paris capitale du XIX siècle. Le livre des Passages. Paris, 1989, c. 108 (пер. Ж. Лакоста). . В своей переписке Бенжамен упоминает встречу «проклятых», Бодлера и Бланки, как встречу в лицах литературы и революции.

Исторически сложившееся сочетание политической свободы, интеллектуализма и изысканности было сначала замечено, потом подчеркнуто и выделено литературой. Бесчисленные литературные описания Парижа, как прозаические, так и поэтические, как XVIII века, так и XIX, окружили город ореолом «литературности». Роже Кайуа пишет: «Баснословной картиной Парижа мы обязаны романам Бальзака, но в не меньшей мере и Эжену Сю, и Понсону дю Террайлю, которые немало потрудились над ней» [36] P. Caillois. Approches de l’imaginaire. Paris, 1974, c. 234. . Окруженный литературным ореолом Париж в конце концов и сам становится достоянием литературы, его описывают стихами, прозой, иногда он почти что персонаж романа, но еще чаще место действия («Чрево Парижа», «Парижский сплин», «Парижские тайны», «Собор Парижской Богоматери», «Отец Горио», «Блеск и нищета куртизанок», «Утраченные иллюзии», «Добыча» и др.) Много раз описанный, воображенный, литературно воплощенный Париж сам превратился в литературу . Описаний Парижа становилось все больше, и благодаря им возрастало и расширялось его влияние, подтверждая и утверждая этим особым и убедительным образом его уникальность. «Город ста тысяч романов», по выражению Бальзака, стал благодаря литературе средоточием литературы. Но литература в Париже неотделима от политики, что делает литературу притягательной. Главный образ Парижа — Париж революционный. Литературные описания народных восстаний (в романах «Воспитание чувств», «Девяносто третий год», «Отверженные», «Инсургент» и т. д.) сыграли немалую роль в создании легендарного ореола Парижа. Город, созданный литературой, делает достоянием литературы и происходящие в области политики события, благодаря чему возрастает обаяние Парижа, увеличивается его капитал.