Коллектив авторов История - Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века

Большинство переходов наставниц между семьями происходило без участия Опекунского совета, а лишь утверждалось им. Такие переходы происходили если не внутри одного уезда (как описанные выше переходы Аграфены Степановой внутри Чембарского уезда), то внутри одной губернии между соседними уездами, а также между граничившими друг с другом уездами соседних губерний. Обращают на себя внимание переходы наставниц в Смоленской губернии между семьями, проживавшими в соседних Бельском, Сычевском и Вяземском уездах (от ротмистра Потемкина – к штык-юнкеру Баранову, от гвардии прапорщицы Грабленовой – к поручице Энгельгардт) [1020].

Переходы наставниц в пределах одной губернии говорят не только о высоком спросе на домашних наставниц среди дворян, но и о том, что внутри дворянских сетей родства и соседства шел обмен соответствующей информацией. В пределах Курской губернии между уездами переместилась Александра Иванова-Кантемирова (1821 года выпуска): от подпоручика Волжина из Дмитриевского уезда в апреле 1826 года «за окончанием наук детей» (один из немногих случаев завершения шестилетнего образовательного цикла) она перешла к губернскому секретарю Аполлону Васьянову для обучения пятерых детей в соседний Рыльский уезд. В этом уезде проживал и коллежский секретарь Полянский, к которому перешла наставница Дарья Михайлова в 1823 году. Между граничившими друг с другом Севским уездом Орловской губернии и Курской губернией (уезд неизвестен) произошел переход Матрены Яковлевой-Логиновской, обучавшей двух дочерей полковницы Болотниковой с 1821 года. В 1823 году ее отпустили «за отъездом г-жи Болотниковой в чужие краи», и наставница перешла в дом помещицы Курской губернии Клеопатры Логофетовой в июне 1823 года, причем с уменьшением жалованья (500 рублей в год против 700 у Болотниковой [1021]).

Лишь однажды в документах прямо указывается, что дворянин больше не в состоянии по экономическим причинам содержать наставницу (и даже собственных детей): Марфа Андреева-Сердобинская, определенная в 1821 году к ротмистру Дмитрию Алексеевичу Потемкину в Смоленскую губернию, «по разстроившимся его Потемкина обстоятельствам по чрезвычайному неурожаю хлеба и за раздачею порученных ей Сердобинской детей» перешла к его соседу – артиллерии штык-юнкеру Баранову, проживавшему в соседнем Сычевском уезде. (Здесь же, кстати, проживало и семейство коллежского секретаря Нахимова, у которого наставницей состояла выпускница Дома 1819 года Авдотья Павлова в 1821–1822 годах. Сама Павлова «по случаю помещения детей в пансион» взята обратно в Дом в ноябре 1822 года) [1022].

Только однажды дворяне высказали свои представления о том, чт о должна наставница донести до своих воспитанников. Коллежская советница Теплякова обозначила приоритеты так: французский и немецкий языки, рисование, музыка, арифметика и история [1023]. Все эти познания выпускницы демонстрировали на выпускных экзаменах. Отказ от наставницы по недостатку у нее необходимых знаний зафиксирован также лишь один раз: губернский секретарь Александр Яковлевич Рымшин сообщал в Совет: находившейся у него в поместье в Новохоперском уезде Воронежской губернии с июня 1821 года «кандидаткой Авдотьею Алексеевою, получавшей жалованья по 600 руб. в год, он остается довольным, но как она не умеет музыке, а он желает оной обучить детей своих, то и просит дозволить кандидатку сию и по ея согласию возвратить, а вместо оной отпустить к нему Авдотью Яковлеву-Тимковскую на три года с жалованьем по 1000 руб. в год» [1024]. У Рымшина было три дочери 10–12 лет [1025], и он не мог допустить, чтобы девушки не были обучены музыке. Уже в январе 1823 года Авдотья Тимковская отправилась к Рымшину в Воронежскую губернию, а возвращенная от него Алексеева назначалась в дом статского советника Потулова в Тамбовскую губернию с прежним жалованьем в 600 рублей [1026].

Три случая освобождения наставниц от должности связаны с определением детей в пансионы: Екатерининский институт благородных девиц (в Москве или Петербурге) и два частных. В случае помещицы Михалковой это произошло через четыре года службы наставницы, а в случае коллежского регистратора Подладчикова и коллежского секретаря Нахимова – через два года и через один год соответственно после приезда наставниц в их семьи [1027]. Поскольку обе семьи в своих заявках в 1821 году просили определить к ним наставниц на шесть лет [1028], решение об определении в пансион детей в этих двух случаях явно было принято в связи с неожиданно появившейся возможностью – экономической или какой-то другой. Очевидно, провинциальные дворяне все же предпочитали институционализированное образование домашнему, особенно учитывая его дешевизну по сравнению с наймом учителей [1029]. Однако не рассчитывая на доступность этой формы обучения, они в силу необходимости прибегали к услугам наставниц, выращенных под крылом императрицы Марии Федоровны.

Класс наставниц в Московском воспитательном доме создавался в эпоху, когда потребность в домашнем образовании у дворян была еще далеко не удовлетворена и спрос на домашних наставников оставался довольно высоким. Хотя круг идейно близких Шишкову государственных деятелей и публицистов постепенно насаждал идею о вреде домашнего образования, содержание которого неподконтрольно государству, последнее не имело достаточных ресурсов, чтобы полностью институционализировать дворянское образование. Создание класса наставниц под контролем Марии Федоровны было своего рода компромиссным вариантом. Оказавшиеся в провинции наставницы легко находили себе применение на обширном рынке, каковым было провинциальное дворянство. Своего рода «гарантией» профессионализма наставниц как педагогов могли служить и их столичный статус, и образование, полученное под контролем вдовствующей императрицы, и официальный путь их распределения (через Опекунский совет и публикации в Московских ведомостях ). Ориентированная на определенную образовательную модель («[…] снабдить их познаниями и талантами, почитаемыми ныне необходимо нужными для благовоспитанной девицы» [1030]), их подготовка гарантировала им занятость. Выписывая выпускниц Московского воспитательного дома, дворяне стремились реализовать свой запрос на столичное воспитание и образование для своих детей, причем не только дочерей, но и сыновей. В связи с этим наставницы представляли ценность не столько как домашние учителя вообще, сколько как носительницы «правильных» и «полезных» столичных знаний и умений. Этот запрос оказался удачно включенным в националистический педагогический дискурс, поставивший на службу дворянству новый вид образования и «новую породу» домашних учителей.