Мартин Пачнер - От литеры до литературы [Как письменное слово формирует мир, личности, историю]

Вновь образовавшимся нациям требуются повествования о том, кто они такие, и это никогда не было яснее, чем в середине XX в., когда европейские страны утратили власть над своими колониями и почти мгновенно образовалось несколько дюжин новых наций. Количество национальных государств в мире увеличилось в четыре раза – с пятидесяти до двух с лишним сотен. Выяснилось, что обретение независимости сопровождается стремительным расцветом литературы. Вновь образованные нации испытывали немало различных трудностей – в частности, потому, что европейские колонизаторы прокладывали территориальные границы по своему разумению, из-за чего в пределах одной административной единицы частенько оказывались враждебные племена и носители несовместимых языков. Из-за этих несообразностей особенно важно было добиться культурной самоидентификации и единства при помощи фундаментальных текстов. Случалось, что для этого вспоминали и возвращали в оборот старинные устные предания. Их превращали в письменный эпос, как это случилось, например, в Западной Африке с легендами о Сундиате. Но далеко не всем нациям посчастливилось иметь исконный традиционный эпос, а это значило, что нужно писать новые тексты, и заниматься этим пришлось индивидуальным авторам. Так, например, Вергилий создал эпос Древнего Рима. В связи со всем этим стремительный рост того, что сейчас принято называть постколониальной литературой, случился во второй половине XX в.

Я всегда восторгался самым эффектным случаем из этой серии, связанным с маленьким островом Сент-Люсия в Карибском архипелаге и его уроженцем – писателем Дереком Уолкоттом, автором эпической поэмы «Омерос», написанной в духе Гомера, лауреатом Нобелевской премии по литературе 1992 г.

В отличие от множества других бывших колоний с древними литературными традициями, у Сент-Люсии до работ Уолкотта литературы практически не существовало. Попав туда, европейцы за два века полностью истребили местное население; его сменили рабы, завезенные из Африки для работы на плантациях сахарного тростника. Остров был предназначен для сельского хозяйства, а никак не для развития собственной культуры. По существу, Уолкотт оказался первым видным писателем среди уроженцев Сент-Люсии [683] Второй видный писатель, Гарт Сент-Омер, родился на год позже Уолкотта. См.: Ismond P. The St. Lucian Background in Garth St. Omer and Derek Walcot //Caribbean Quarterly. Vol. 28. № 1/2 (March – June 1982). P. 32–43. . Став лауреатом Нобелевской премии, он мог дополнительно гордиться еще и тем, что представляет нацию, насчитывающую всего 160 000 человек. Еще поразительнее то, что этой нации для того, чтобы пройти от нуля до Нобелевской премии, хватило срока жизни всего лишь одного поколения. Исландия с численностью населения около 300 000 человек получила Нобелевскую премию намного раньше: в 1955 г. ее вручили Хадльдоуру Лакснессу, но Исландия имела уходящую в Средневековье литературную традицию в виде саг. Уолкотт сумел в одиночку ввести свою постколониальную нацию во всемирную литературу. Я решил нанести ему визит.

С воздуха остров производил потрясающее впечатление – нагромождение зеленых гор, украшенных венком из облаков. Казалось, там не было ни клочка ровной земли; однако, немного покружившись, мы внезапно нырнули вниз и оказались на взлетно-посадочной полосе аэропорта Хьюанорра – это одно из немногочисленных америндских названий, сохранившихся на карте, – расположенного близ южной оконечности острова. Большинство прочих топонимов были французскими. Аэропорт находится близ Вью-Форта. Дорога из аэропорта проходила через деревни и маленькие городки – Лабори, Шуазёль – и природные достопримечательности, в том числе Суфриер, где в нагретых вулканическим теплом бурлящих водах лопаются, распространяя зловоние, сероводородные пузыри. «Единственный на всех Карибах вулкан, к которому можно подъехать на машине! Ощутите биение сердца этого тропического острова», – зазывает придорожный плакат. Все, кроме этого плаката, Уолкотт включил в свой труд. В Шуазёле жил его дед – в поэме даже можно найти его адрес, – а жерло вулкана выступает там в качестве входа в иной мир. И не важно, где именно я шагнул на землю Сент-Люсии: я видел ее сквозь труды Уолкотта – прежде всего через величайшее его произведение «Омерос», представляющее собой попытку создать фундаментальный текст для своего народа.

В этой поездке мне составили компанию моя постоянная спутница Аманда и наша подруга Майя; мы остановились в Фон-Ду, на действующей плантации, где выращивают какао, коричное дерево и многие другие тропические растения. Некоторые произрастали здесь искони, а многие были завезены из самых разных мест – из Африки или Океании – вместе с рабами.

Усадьба состояла из пяти или шести главных домов и множества коттеджей, разбросанных по территории, приютившейся у подножия зеленых гор Сент-Люсии. Вскоре мы познакомились с управляющим плантацией, высоким человеком лет сорока пяти по имени Лайтон. Узнав о моем интересе к Дереку Уолкотту, он начал бесплатно угощать нас выпивкой. Уолкотт определенно высоко ценился на родине.

По словам Лайтона, Уолкотт много раз бывал на этой плантации, а однажды он привез с собой другого нобелевского лауреата (имя которого Лайтон забыл). Сам писатель сказал мне позднее, что это был ирландский поэт Шеймас Хини. С улыбкой заговорщика Лайтон сообщил: во время одного из своих визитов Уолкотт посетовал, что на плантации нет ни одного его портрета. Оглядевшись по сторонам, я понял, что именно задело Уолкотта. Усадьба была сплошь увешана фотографиями принца Чарльза. Принц Чарльз и рядом с ним Лайтон (несколько снимков); принц Чарльз со своей свитой; принц Чарльз на террасе; принц Чарльз, глядящий на передвижную сушилку для какао; принц Чарльз возле железной посудины, в которой дробят какао-бобы… Не было буквально ни одной стены, с которой на тебя не взирал бы самодовольно принц Чарльз и рядом с ним – Камилла Паркер. И впрямь, разве среди этой демонстрации преданности былым колониальным властям могло бы найтись место для национального поэта острова? Лайтон пообещал Уолкотту исправить положение, но так и не собрался.

Бюст Дерека Уолкотта на площади Коламбус-сквер в Кастри, столице Сент-Люсии. В 1993 г. площадь получила новое имя в честь Уолкотта

Пусть Уолкотту не повезло в Фон-Ду, зато он вполне отыгрался в символическом центре Сент-Люсии, на центральной площади столицы острова Кастри. При британской власти площадь носила имя Коламбус-сквер (хотя Христофор Колумб ни разу не ступал на остров), но большинство местных жителей отказывалось признавать это имя и говорило просто – Площадь. Теперь площадь носит имя Дерека Уолкотта, и там же стоит его изваяние. Уолкотт, родной сын острова, вытеснил оттуда генуэзца-мореплавателя. Средствами литературы.