Александр Севастьянов - Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

К сожалению, позиция авторов «Русской доктрины» прямо противоположна этим простым и действенным тезисам, а значит смертельно опасна для нас.

Идея сверхнациональной нации родилась из мечты о реставрации империи, причём именно в варианте российской или советской «континентальной», а не колониальной империи. «Цель новой Российской империи — не допустить униполярного мира (американской или китайской гегемонии), отстоять свою независимость, защитить сферы жизненных интересов (как минимум — в границах СССР) и вести дело к воссозданию империи» (378). Не очень-то логически выверенная формулировка (цель империи — воссоздание империи), но достаточно ясная.

Наше имперское устройство, дважды отвергнутое русским народом, авторам РД представляется как «правильная» империя: «Россия как тип своеобразной “правильной” империи представляет собой исключительное государство, она является историческим шедевром, которым мы как нация можем гордиться» (55).

Почему мы должны считать явно невыгодный, обременительный для русских тип империи «правильным», совершенно непонятно [30] Надо заметить, что научный аппарат полностью отсутствует в «Русской доктрине»: никакого списка литературы, никаких ссылок. Но одна на весь девятисотстраничный том (!) ссылочка на «авторитетный» источник всё же имеется: на книгу А.Н. Кольева «Нация и государство» (М., 2005). Однако поскольку всем известно, что «Кольев» это псевдоним все того же А.Н. Савельева, вошедшего в историю современного русского движения как инициатор сборника «Неизбежность империи» (М., 1995), где его собственная статья называлась «Империя — судьба России», то такой авторитет вряд ли укрепит наше доверие к доктрине. Много места в книге уделено модной ныне теме Византийской империи (спасибо, конечно же, православным евреям-историкам Малеру и Махначу). Доктринёрам-смыслократам кажется, что апология Византии напрямую является апологией имперского устройства России. Но на деле эта огромная тема, на мой взгляд, имеет очень малое отношение к современной России по многим причинам. Поэтому я здесь не стану анализировать успехи и провалы ромеев, хотя не премину заметить, что жалкое тысячелетие, выпавшее им на долю, не может быть для нас ни целью, ни примером. Предпочтительнее равняться на народы и государства, исчисляющие свой век многими тысячелетиями, как китайцы, индоарии или, на худой конец, евреи. . Авторы РД пытаются объясниться на сей счёт, но получается полная ерунда: «Наша империя как будто отменяет волчий закон “борьбы за существование”, который в других империях (например, в колониальной Британии) действовал в полной мере» (55).

Ну, и что же тут правильного?! Что бывает с теми, кто пытается «отменить» законы природы, мы, увы, слишком хорошо знаем. Отказ от борьбы за существование обошёлся нам так дорого!Заплатив немыслимую цену за воплощение различных близких сердцу утопий, русские сегодня стоят на грани полного краха и вырождения, но, если верить авторам РД, мечтают только о том, чтобы повторить этот смертельный трюк. Нет уж, спасибо! Не верю! Самоубийственная глупость — не есть достоинство, за кое следует держаться из последних сил. И, тем более, не надо принимать издержки антирусского самодержавия или антирусской советской власти за добровольную дань русского народа на строительство империи (кто нас, русских, и когда спрашивал?).

Необходимо вновь и вновь напомнить: 1) когда рухнула православная монархия и Российская Империя, ни один русский солдат не встал с оружием в руках на их защиту, а всё белое движение никогда не выдвигало лозунга реставрации (ни с Романовыми, ни с кем бы то ни было во главе); 2) когда рухнул социалистический строй и Советский Союз, ни один, опять-таки, русский солдат или русский офицер, верный присяге, не встал с оружием в руках на их защиту, а Верховный Совет, в целом русский, ратифицировал Беловежские соглашения без особых проблем. А почему? Да потому, что обе эти государственные модели были навязаны русским без учёта их потребностей и мнения, они не были для нас ни выгодными, ни даже органичными. Русские, периодически бунтуя, терпели их, приспосабливались, но палец о палец не ударили, чтобы спасти. И это естественно и понятно.

Но доктринёры именно этого-то и не понимают, и понимать не желают. Они пишут: «Если в петербургский период носителем imperium’a выступили русские аристократы, то в СССР это была партия как основное привилегированное общество» (56). Опять «поздравляю, соврамши»! Никакого отношения русская аристократия к этому не имела: она, раздавленная и терроризированная, вся в целом попавшая под подозрение двора после восстания декабристов 14 декабря 1825 года, была превращена в слугу самодержавия второго сорта (первый сорт — это иностранцы, прежде всего немцы, на русской службе). Так что Российская империя — это целиком династическая программа немецких Романовых, начиная с Екатерины Второй. Что касается СССР, то он также был создан в условиях полного отстранения от всякой власти русского народа большевистской партией, нерусской по идейным корням и руководству и антирусской по смыслу деятельности. Так что хороши ли, плохи ли были империи, но приписывать их создание русским нет оснований.

Об отторжении имперского образа правления уставшим от него русским народом (особенно именно в отечественном варианте «неправильной» империи, которая смыслократам кажется, наоборот, «правильной») имеется весьма убедительная и аргументированная точка зрения. Так, доктор исторических наук Валерий Соловей в уже цитированной книге одну из глав назвал «Русские против империи».

В ней он, во-первых, справедливо развенчивает миф о расово-этнически стерильном, якобы, характере русской колонизации, подчёркивая, что «отечественная территориальная экспансия никогда не была вегетарианской и сопровождалась насилием — возможно, не столь масштабным, как осуществлявшаяся западными европейцами, но не менее вопиющим» . Он подчёркивает, что русским всегда был не «чужд расизм или скорее, расовый образ мыслей, то есть признание важности принципа крови… Автохтонные народы ассимилировались в русскость вплоть до полного исчезновения с этнической карты, как это произошло, например, с мерей, муромой и мещерой… В имперский период русские минимизировали стратегию этнической метисации и перешли к этнической сегрегации» [31] Соловей В.Д. Указ. соч., с. 96–98. . Но подобные важные наблюдения скорее относятся к предыдущему параграфу.

Во-вторых, в книге подробно и очень убедительно, фактически, раскрывается жестокая дискриминация именно русских на фоне других народов в ходе имперского строительства. «Русская этничность, — пишет Соловей, — была не привилегией, а тяжким бременем. Русский народ — создатель и хранитель государственности — в массе своей не имел политических и культурных преференций. Россия не была метрополией, а русские — господствующей нацией, не было национального угнетения в их пользу… В имперском строительстве русские парадоксально оказались заложниками собственной силы, превратившей их в тягловую лошадь и в резервуар пушечного мяса… Великорусские крестьяне были закабалены сильнее других народов и, в среднем, хуже обеспечены землёй. Русские несли основную тяжесть налогового бремени… То была целенаправленная стратегия перераспределения ресурсов в пользу национальной периферии». Подобная практика угнетения государствообразующей нации вела к росту детской смертности, снижению уровня грамотности и многим другим негативным последствиям. «Российская империя, — делает вывод Соловей, — не просто была империей без империализма. Она вообще была “империей наоборот”, то есть таким государственным образованием, где номинальная метрополия и номинальный имперский народ дискриминировались в пользу национальной периферии» [32] Там же, с. 104–106. . «Говоря без обиняков, русское неравноправие составляло базовую предпосылку существования и развития континентальной империи» [33] Там же, с. 121. .