Александр Севастьянов - Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Итак, стоит ли возвращаться к ситуации начала ХХ века, когда казенный патриотизм и казенное же православие скрывали под собой трясину народного неблагополучия, чреватую революционным взрывом? Нет, прежде, чем «сверху» смело назначать РПЦ платформой русской консолидации, ей следовало бы заработать доверие народа беззаветным ему служением. Если мы воочию увидим, что в результате деятельности РПЦ активно снижаются негативные и растут позитивные показатели духовно-нравственного состояния общества, что происходит реальное движение к социальному государству, мы сами радостно пойдём за таким радетелем нашего блага.

Но пока чего нет — того нет.

Пойдя на поводу у нескольких гиперактивных и влиятельных выкрестов, главные архитекторы «Русской доктрины» допустили в своём проекте такой клерикальный перекос, который вызывает большие сомнения в жизнеспособности всей постройки.

Клерикализм «Русской доктрины» весьма заметно выразился также в рассуждениях о Святой Руси и Третьем Риме, традиционных ориентирах русской клерикальной мысли. Тема эта интересная, действительно имеющая прямое отношение и к нашим дням, в отличие от темы Византийской империи.

Беда только в том, что авторы РД пытаются играть в историков, но не всегда удачно. К примеру:

«Преподобный Сергий Радонежский показал Руси, зачем жить» (24). Вот как сильно сказано доктринёрами! Глубоко копнули смыслократы. Не слишком ли глубоко? Спросите сегодня любого человека на улице — от школьника до академика (если только он не специалист по истории Древней Руси), кому и что показал преподобный, вряд ли хоть один человек даст вам внятный ответ. А он, оказывается, состоит в том, что «игумен Земли Русской» , содействуя покрытию России сетью общежительных монастырей, дал, ни много ни мало, «канон России будущего» . Под каноном смыслократы подразумевают «сетевой проект “Святой Руси”» . О том, что сетевая система — не панацея, будет сказано ниже. А пока попытаемся разобраться с сакральными принципами.

Смыслократы пытаются поставить в зависимость от монастырской системы Сергия Радонежского — весь героический (я бы сказал, эпический) период заселения и освоения Русского Севера, период действительно крайне важный и значительный для русского народа. Они прямо пишут о монастырском строительстве а-ля Сергий Радонежский как о времени «первого шага того неудержимого русского колонизационного порыва, который придал маленькому Московскому княжеству… узнаваемые контуры на мировых картах» (25). Увы, я должен заметить, что это абсолютная неправда, в чём очень легко можно убедиться, заглянув в упоминавшуюся выше книгу М.К. Любавского «Обзор истории русской колонизации», из которой следует, что славяне начали колонизацию Севера по меньшей мере за пятьсот лет до «игумена Земли Русской». Замечу на правах потомка тех самых колонизаторов, что поморское село Усть-Вага, откуда происходит род Севастьяновых, было заложено выходцами из новгородчины в XII веке, то есть за двести лет до «игумена». Что ж, наша церковь, как впоследствии КПСС, всегда была не прочь присвоить себе народные подвиги и достижения.

Маленькая ложь, как известно, рождает большое недоверие. Попытка выдать весьма поздний опыт монастырского жития и строительства чуть ли не за алгоритм всей нашей русской жизни попросту несостоятельна.

Но дело не только и не столько в этом, сколько в том, что сами по себе проекты Святая Русь и Третий Рим — разнонаправленные по самой своей сути и никак не совместимые друг с другом. «Третий Рим» — это всемирная миссия, это чистой воды экстраверсия. В то время как «Святая Русь» была абсолютно интравертной: вы все будете адским пламенем гореть, а мы, русские-православные, здесь у себя наверняка спасёмся. Эти два взаимоисключающие проекта вошли в непримиримый конфликт к XVII веку.

С тех пор, по правде говоря, любой клерикальный проект в России имеет внутреннее противоречие, связанное с незаживающей раной в русской истории: с никонианскими реформами. Этнический мордвин патриарх Никон выставил нашу отечественную религию — специфическое русское православие — на суд и осуждение-поругание высокопоставленных инородцев, глав православных церквей, собранных со всего мира. Поставить своё, родное, самобытное религиозное наследие, веру отцов, под контроль никому на Руси не ведомых и не близких высших иерархов из-за рубежа — это был чудовищный опыт в масштабах всего русского космоса. И завершился он поистине чудовищным же событием: анафемой, которую Большой Московский Собор 1666 года (ох уж, эти три шестерки!) наложил на старые обряды, то есть на душу и память всего русского народа, который вдруг, в один момент оказался не свят, а проклят! Отказ от веры отцов, пусть под давлением грубой силы, не прошёл безболезненно и бесследно. О какой теперь «Святой Руси» могла идти речь, если, как вдруг выяснилось, и все прежде бывшие русские святые верили «неправильно»? Духовное самоубийство Руси, свершившееся в тот год, сразу низвело её из «чемпионов духа» — на задворки просвещённой и цивилизованной Европы. Что остро восчувствовал и чему воспротивился на свой лад Пётр Первый, решив «догнать и перегнать» Европу, но только уже на материальном, а не на духовном, утраченном, поприще.

Версия «Третьего Рима» при Никоне как бы победила версию «Святой Руси», но это была пиррова победа, и вскоре Петром Первым, а затем и Екатериной Второй русская церковь, ещё недавно рассуждавшая на тему «священство выше царства», была низведена до положения одной из государственных служб. Но народ, глубоко оскорблённый никонианством в своих самых заветных чувствах, не заступился ни за отменённое патриаршество, ни за закрытые монастыри, ни за секуляризованные церковные земли. Народ, даже оставшись под омофором официальных иерархов, не простил национального предательства.

Как ни странно, победившая версия не реализовалась вовсе либо реализовалась в минимальной степени. В чём проявился экстравертный характер «Третьего Рима»? Разве что в крещении поволжских да сибирских инородцев в границах самой России, а также в защите зарубежных единоверцев. Но разве шла экспансия православия на Запад?! Даже в присоединённые, подчинённые Польшу и Финляндию? В Прибалтику (мы не перекрестили в православие даже крепостных латышей и эстонцев)? Нет. А на Восток — в Туркестан, Азербайджан, Крым? В монофизитскую, т. е. еретическую Армению? Нет. Мессианские надежды и стремления, связанные в народном сознании с концепцией «Москва — Третий Рим», оказались подавлены, не реализованы. И надо признать, эти надежды изначально были беспочвенны. Мир, отвергший православие из первых (Христос и апостолы) и из вторых (Константинополь) рук, не принял бы его из третьих рук (Москва) и подавно.