Татьяна Бернюкевич - Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции
- Название:Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Нестор-История
- Год:2018
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-4469-1519-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Татьяна Бернюкевич - Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции краткое содержание
Книга адресована историкам и философам культуры, религиоведам, культурологам, филологам. Ее содержание привлечет внимание тех, кто интересуется вопросами восприятия восточных идей в эпоху модерна, литературным творчеством данного времени, культурой России конца XIX – начала XX в., ролью буддизма в российской культуре, возможностями литературы в диалоге культур. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Буддизм в русской литературе конца XIX – начала XX века: идеи и реминисценции - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Буддийские мотивы в лирике и переводах К. Д. Бальмонта
Работ о восточных, в частности индийских, мотивах в творчестве К. Д. Бальмонта чрезвычайно мало. Это статья Г. М. Бонгарда-Левина «Свет мой, Индия, святыня» [215] Бонгард-Левин Г. М. Свет мой, Индия, святыня // Из «Русской мысли». СПб.: Алетейя, 2002. С. 44–61.
, обзорная статья о связи между длительным путешествием поэта по странам Африки, Австралии, Новой Зеландии, Цейлону, Индии и его творчеством П. В. Куприяновского, Н. А. Молчановой «Кругосветное путешествие К. Д. Бальмонта 1912 года и его поэтическое “эхо” в книге “Белый Зодчий”» [216], а также предисловие Г. М. Бонгарда-Левина к переизданию поэмы Ашвагхоши «Жизнь Будды» [217].
Из недавних исследований, где в том числе рассматривается тема буддийских идей в творчестве Бальмонта, можно назвать работы М. С. Уланова [218].
Как утверждает Бонгард-Левин, с письменными памятниками индийской культуры Бальмонт, вероятно, впервые познакомился в 1897 г., когда он читал лекции по русской литературе в Оксфорде. В архиве Оксфордского университета сохранились списки ученых, которые посещали лекции русского поэта, и среди них был Макс Мюллер (1823–1900). Это был выдающийся санскритолог, индолог, организатор всемирно известной серии «Священные книги Востока». Кроме того, в Англии Бальмонт начал увлекаться теософией. Так, он был знаком с книгой Е. Блаватской «Голос Молчания» («The Voice of the Silence»), в которой был широко использован индийский материал (Упанишады, «Бхагавадгита», буддийские тексты и т. д.). Как и многие писатели, художники и композиторы того времени (М. Волошин, И. Анненский, А. Скрябин), Бальмонт несколько лет был под влиянием этих идей. Например, в качестве эпиграфа к разделу «Мертвые корабли» сборника «Тишина. Лирические поэмы» (СПб., 1898), изданного после первого пребывания в Оксфорде, взяты строки из книги Блаватской.
«Майя» и другие стихотворения, в которых слышны мотивы индийских религий и философии Востока (как считает Бонгард-Левин, прежде всего Упанишад), вошли затем в сборник «Лирика мыслей и символика настроений. Книга раздумий» (СПб., 1899) [219] См.: Бонгард-Левин Г. М. Свет мой, Индия, святыня. С. 44–61.
. А уже в книге, опубликованной годом позже, – «Горящие здания. Лирика современной души» (М., 1900) – стихи на индийские сюжеты («Индийский мотив», «Индийский мудрец», «Паук») объединены в специальный цикл – «Индийские травы». В стихотворении «Майя» представлена картина «святого моления» «задумчивого йоги». Поэт описывает красоту и яркость бытия («Чампак, цветущий в столетие раз, Пряный, дышал между гор, на вершинах.»). Но молитва йога, чтение мантры вызывает «призраки» – олицетворение бренности и мучительности того, что порождается Майей:
Бешено мчатся и люди, и боги.
«Майя! О, Майя! Лучистый обман!
Жизнь для незнающих, призрак для йоги,
Майя – бездушный немой океан!»
Однако эта сущность «немого океана», «ужас мучительный», «сон бытия» скрыты от нас, как скрываются «виденья» «мага-заклинателя» [220].
Тема повторения «земного бытия», «круговорота», «тяжелого плена, всё новых перемен», в который ввергнуты не только «люди и герои», но и «царственные боги», звучит в стихотворении «Круговорот» [221]. Аналогии «бренного земного бытия» со сном, столь типичные для индийских религиозно-философских концепций, присутствуют практически во всех стихотворениях данного цикла:
…Ткань без предела, картина без рамы,
Сонмы враждебных бесчисленных «я»,
Мрак отпаденья от вечного Брамы,
Ужас мучительный, сон бытия [222] .
<���Здесь и далее выделено курсивом мной. – Т. Б.> («Майя»)
…Как на поверхности потока белизна,
Как лотос в воздухе, растущий ото дна,
Так жизнь с восторгами и с блеском заблужденья
Есть сновидение иного сновиденья [223] Там же. С. 110.
.
(«Как красный цвет небес, которые не красны.»)
Жизнь – трепетание моря под властью луны,
Лотос чуть дышащий, бледный любимец волны,
Дымное облако, полное скрытых лучей,
Сон, создаваемый множеством, всех – и ничей [224] .
(«Жизнь»)
Вторым, столь же значительным и тесно связанным с вышеназванным (жизнь – сон) мотивом стихов цикла «Индийские травы» является мотив «мимолетности бытия». Он, с одной стороны, связан с кратковременностью этого «мига», а с другой – опять-таки с вечной повторяемостью «мгновений», в свою очередь составляющих бесконечную повторяемость жизни и смерти (стихотворения «Майя», «Круговорот», «Жизнь»).
Тени, и люди, и боги, и звери,
Время, пространство, причина и цель,
Пышность восторга, и сумрак потери,
Смерть на мгновенье, и вновь колыбель … [225] Там же. С. 108.
(«Майя»)
Лишь только Он, всегда блаженный,
Ничем не утомлен,
И жизнь с ее игрой мгновенной
Пред ним скользит, как сон [226] Там же. С. 109.
.
(«Круговорот»)
Жизнь – отражение лунного лика в воде,
Сфера, чей центр – повсюду, окружность – нигде,
Царственный вымысел, пропасть глухая без дна,
Вечность мгновения – миг красоты – тишина [227] .
(«Жизнь»)
Но Вечное порождает мировое, «мимолетное», многосложное и единое бытие, точно так же как художник, подобно пауку, творит свою картину Вечного из «мимолетности» видений, из вечно погибающих и вечно рождающихся «мигов красоты», при том что это Вечное сокрыто и в нем самом, как паутина в пауке («Паук»).
Как паук в себе рождает паутину
И, тяжелый, создает воздушность нитей, —
Как художник создает свою картину,
Закрепляя мимолетное событий, —
Так из Вечного исходит мировое —
Многосложность и единство бытия [228] Там же.
.
(«Паук»)
В «Из записной книжки» (3 января 1904 г.) (предисловие ко второму изданию сборника «Горящие здания» (М.: Скорпион, 1904)) Бальмонт пишет, что он создавал «эти слова» <���стихи. – Примеч. Т. В.> «в свете мгновений»: «Мгновенья всегда единственны. Они слагались в свою музыку, я был их частью, когда они звенели. Они отзвенели и навеки унесли с собой свою тайну. И я другой.» И в то же время, подчеркивает Бальмонт: «.Звон мгновенья – когда его любишь, как я, – из области надземных звонов.
Я отдаюсь мировому. И мир входит в меня. Мне близки красивые и некрасивые. Я говорю с другом. А сам в это время далеко от него, за преградой веков, где-то в древнем Риме, где-то в вечной Индии, где-то в той стране, чье имя – Майя.» [229]
Тема «остановись мгновенье» присутствует во многих произведениях поэта. И если нельзя остановить мгновение мыслью, то, может, удастся с помощью мечты, пишет Бальмонт в стихотворении «Сказать мгновенью: “Стой!”» [230] Там же. С. 152.
.
Интервал:
Закладка: