Марк Уральский - Бунин и евреи

Осенью 1926 года он сообщает Бунину:

«…через полгода кончу, надеюсь, “Заговор” (черновики давно кончены)…»

Где-то через полгода – 16 июня 1927, а затем 21 июля пишет:

«…Роман – ас ним всю тетралогию – с Божьей помощью кончил и отослал “Слову”. Теперь я свободный художник…

<���…>

…Что я пишу роман (“Ключ”, отрывок из к<���оторо>го Вы в “Днях” когда-то прочли и, к моей радости, одобрили) – это события не составляет. А вон ходят слухи, что Выпишете – и даже будто бы кончаете – роман, – это и событие, и огромная радость».

Когда осенью 1927 года Бунин ушел из газеты «Возрождение» 23, Алданов пригласил его сотрудничать в «Последних Новостях»:

3 сентября:

«…Ваш уход из “Возрождения” – конечно, ухудшил чувствительно Ваше материальное положение?.. “Последние Новости” были бы чрезвычайно рады печатать Вашу беллетристику и Ваши стихи (вероятно, и Ваши воспоминания – как о Толстом, – одним словом, всё, кроме статей политических, типа “Окаянных дней”). <���…> Публицистику же Вашу Вы могли бы печатать в “России” <���…>. Сообщаю Вам также, что с 1 октября будут выходить “Дни”. Если почему-либо Вы Керенского любите больше, чем Милюкова, то готов быть маклером и в “Днях!”»

В следующем 1928 году Алданов возвращается к теме о написании своего романа “Ключ” и сообщает Бунину 7 января:

«…Работаю над “Ключом” и над проклятыми статьями…<���…>»

Тут же следуют жалобы на тяжелое душевное состояние, на безденежье, на то, что литературная работа надоела:

«…похвала почти никакого удовольствия не доставляет, а дурные отзывы, хотя бы в пустяках, расстраивают, – признак особого, писательского, душевного расстройства. <���…>»

10 мая Ландау-Алданова – Буниной:

«Дорогая Вера Николаевна.

Сердечно благодарю Вас за письмо и пожелания < по случаю дня рождения – М. У.>. Очень рада, что мой деспот часто Вас видит и благодаря Вам не скучает 24. К сожалению, он мало пользуется своим пребыванием в таком чудном месте и, по-видимому, там тоже только работает. Здесь тоже мало нового. <���…>

Помимо этого все по-прежнему. На днях было, очевидно, закрытие сезона у Аминадо <���по-моему>, где было и пение, и игра на гитаре. <���…> Буду очень рада провести лето поблизости с Вами, это зависит от Вас и от пансиона, кот<���орый> Вы нам найдете. Крепко Вас целую, передавайте мой сердечный привет Ивану Алексеевичу и Галине Николаевне.

Ваша Т. Л.»

21 сентября в письме Алданова звучит несколько ироничная благодарность Бунину за отзыв о его романе:

«…Спасибо за доброе слово о “Ключе” (хоть, кайтесь, Вы не читали: я знаю, что Вы терпеть не можете читать романы по частям)…»

Будучи человеком неконфликтным и терпимым Алданов, тем не менее, отнюдь не закрывает глаза на то, что и в эмигрантской литературной среде не всё обстоит благополучно. Так в письме Вере Николаевне от 17 ноября 1928 года он пишет:

«…Я недавно на 3 примерах убедился, какой злобой мы все окружены в среде молодых (и даже не очень молодых) писателей, различных новых и не новых толков. Делается это под видом “непризнания” или требования “нового слова”, а на самом деле здесь прежде всего озлобление против людей, которых рады печатать, которым готовы платить журналы, газеты, издательства. Там серьезно убеждены, что мы купаемся в шампанском. Очень это тяжело. Воображаю, как нас всех будет поносить “чуткая молодежь”, когда доберется до всяких мест и редакций! Я, правда, надеюсь к тому времени уже откланяться».

Этим же числом помечено письмо к Бунину, в котором он выказывает свое отношение к нему как к человеку и писателю:

«…Чем больше живу, тем больше Вас люблю. О “почитании” и говорить нечего: Вы, без спора и конкурса, самый большой наш писатель. <���…>Рад, что Ваша работа шла так усиленно <���речь идет о “Жизни Арсеньева”>. В редакции “Совр<���еменных> Зап<���аписок>” мне говорили, что новая, еще не появившаяся часть “Арсеньева” еще лучше предыдущих. Помимо тех огромных достоинств, которые можно определить словами, в “Жизни Арсеньева” есть еще какое-то непонятное очарование, – по-французски другой оттенок слова charme. Об этом в письме не скажешь».

2 декабря Алданов опять жалуется Буниной:

«…Работа моя подвигается плохо. Не могу Вам сказать, как мне надоело писать книги. Ах, отчего я беден, – нет, нет справедливости: очень нас всех судьба обидела, – нельзя так жить, не имея запаса на 2 месяца жизни…»

Этот же пессимистический настрой звучит и в письмах следующего 1929 года. 17 января он сообщает Бунину:

«… Подумываю и о химии, и о кафедре в Америке – ей Богу!»

22 июня Ландау-Алданова – Буниной:

«Дорогая Вера Николаевна.

У нас все еще не выяснилось, куда и когда мы едем < на курорт – М. У.>. С моим мужем надо вообще говорить гороху наевшись, а никто, кроме меня, с ним вообще не выдержал бы. Теперь он капризничает и вообще не хочет ехать, посылает меня одну. Ну, да что говорить, сами за писателем, понимаете. Насчет денег за “Ключ” именно, что Вашими устами… пока что Вам никакого магарыча еще не полагается…

Теперь я хотела Вас спросить серьезно о чем-то. Мне сказали, что Вы давно уже с Рери переписываетесь о том, что Вам известно 25. Я бы хотела знать, насколько это правда, т. е. что именно она знает. Я об этом уже достаточно наслышалась, мне ее было страшно жалко, и я все думала, что с ней будет, когда она узнает. Потом выяснилось, что она что-то знает. Но теперь она опять, как всегда, не грустна – жалуется только на отсутствие денег. Я с ней всегда сижу как на иголках, все боюсь проговориться. Поэтому очень прошу Вас сказать мне, что она из всей этой истории знает, Вы ведь знаете, что я к ней хорошо отношусь. Вас обоих она теперь превозносит до небес.

Крепко Вас целую, сердечный привет Галине Николаевне < Кузнецовой > и Вашему.

Т. Ландау».

17 июля Алданов пишет Вере Николаевне:

«…Настроение мое изменит или могила, или свобода (т. е. в настоящей обстановке миллион франков состояния)… <���…> Это не значит, что я целые дни плачу. Напротив, много выхожу».

29 сентября Алданов извещает Бунина:

«…“Ключ” (т. е. первый том) кончил… <���…> Теперь займусь, вероятно, “Жизнью Достоевского”, хоть очень утомлен».

Над «Жизнью Достоевского» – писателя не любимого ни им, ни Буниным, он, однако, вскоре работать перестал, о чем 4 ноября пишет Бунину:

«… От “Достоевского” я, потратив много труда, времени и даже денег (на книги), окончательно отказался: не лежит у меня душа к Достоевскому и не могу ничего путного о нем сказать».

Затем Алданов, судя по письму Бунину от 21 ноября, взялся за пьесу «Линия Брунгильды»: