Марк Уральский - Бунин и евреи

«…Я, так и есть, пишу пьесу! Не знаю, напишу ли (скорее брошу…). На собственном опыте убедился, что театр – грубый жанр: пишу все время с чувством мучительной неловкости, – всё надо огрублять, иначе со сцены звучало бы совершенно бессмысленно… <���…>».

20 декабря он пишет Вере Николаевне:

«…Сейчас я занят исключительно пьесой. Если не допишу или нельзя будет поставить (печатать незачем и неинтересно), то буду жестоко разочарован. В общем убедился, какой грубый жанр театр, – перечел множество знаменитых пьес, включая нелепого ибсеневского “Штокмана”, который когда-то всем (и мне) так нравился».

В Новогоднем письме от 2 января 1930 года Алданов, поздравляя Ивана Алексеевича, между прочим пишет:

«…Славы Вам больше никакой не может быть нужно – по крайней мере, в русской литературе и жизни. Вы наш первый писатель и, конечно, у нас такого писателя, как Вы, не было со времени кончины Толстого, который “вне конкурса”».

Это сказано сильно. Такие слова, безусловно, льстили самолюбию Бунина. Но и он в долгу не оставался. Так, сообщая Алданову о своем восхищении его новым романом «Истоки», он пишет:

«читал <���…> и всплескивал руками: ей-Богу. Это все сделало бы честь Толстому!» 26

Здесь нельзя не отметить, что несмотря на все жалобы и сетования Алданова – человека, как уже отмечалось, пессимистического склада, ипохондрика, – все предвоенные годы (военные и послевоенные годы – тоже) он являлся самым читаемым, покупаемым и переводимым писателем русского Зарубежья (sic!)

О своих литературных планах Алданов говорит и в письме Вере Николаевне от 17 января 1930 года :

«…Решил весь 1930 год уделить роману и пьесе. Для “Посл<���едних> Нов<���остей>” пишу статьи об Азефе! Задумал <���…> ряд газетных статей: низы и верхи. В качестве первого “низа” беру Азефа, как величайшего злодея. Первым “верхом” хочу взять Гёте. Но для этого надо поехать в Веймар… всё жду денег… Проклятые издатели, проклятая жизнь!»

В письме от 21 февраля 1931 года, с обращением «Дорогие бельведерцы» 27, Алданов благодарит всех за лестные отзывы об очередном отрывке «Бегства», напечатанном в «Современных Записках», и пишет:

«… Отзывом Вашим, дорогой Иван Алексеевич, особенно тронут и ценю его чрезвычайно, – лишь бы только Вы не “разочаровались”. Но если б Вы знали, как литература мне надоела и как тяготит меня то, что надо писать, писать – иначе останешься на улице (а, может быть, останемся всё равно, даже продолжая писать). “Бегство” я надеюсь месяца через 2–3 кончить, – начал писать (и печатать в “Днях”) “Ключ” больше семи лет тому назад. В газеты я полтора года ничего (кроме “заказов”) не давал, – только отрывки из беллетристики, вследствие чего из этих отрывков образовалась книга (“10 симф<���оний>”), которая на днях появится. Но что же дальше?»

А 25 апреля испрашивает у Бунина совета: «…Я скоро кончу “Бегство”. Что же делать тогда? Дайте совет (знаю, что не можете, так говорю)».

Но что делать Алданов решил сам – задумал было роман из эпохи XVII-го века, но скоро от этого замысла отказался:

«…Романа из эпохи 17-го века я писать не буду, – только потратил время на чтение множества книг: убедился, что почти невозможно проникнуть в психологию людей того времени. Дальше конца 18 века идти, по-моему, нельзя. Не знаю, буду ли вообще писать роман, но если нужда заставит. <���…> то буду писать “современный”»

Но и эти замыслы не осуществились, Алданов стал писать труд по химии, а также продолжать работать над романом «Пещера».

Чрезвычайно высоко ценил Алданов творчество Сирина-Набокова, <���прозорливо – М.У.> считая, что «…редкий у него талант и далеко он пойдет, если не сорвется на вынужденном многописании» (письмо Буниной от 21 сентября 1930 года).

А вот интересное признание в письме к Буниной от 28 сентября 1931 года:

«…Очень Вам завидую, что Вы верующая. Я все больше научные и философские книги читаю».

Парижской литературной среде уделено немало места в письмах этого времени, иногда упоминаются литературные вечера – Б. К. Зайцева, Мережковского, французско-русские вечера… <���…>. Несколько писем в 1931 году посвящено устройству и описанию вечера самого Бунина, на котором тот не присутствовал и организацию которого взял на себя Алданов.

А вот сообщение от 16 февраля 1932 года:

«…Шлю Вам самый сердечный привет из Секретариата Лиги Наций. Получил от П<���оследних> Нов<���остей> аванс… и поскакал сюда… Буду писать статьи (если Милюков <���главный редактор газеты – М. У.> примет) – и для романа пригодится (это главная причина). Пишу из кофейни секретариата. За столом в нескольких шагах сидят большевики – Литвинов, Луначарский, Радек, <���…> и Ланговой 28, <���…> эксперт, сын царского министра! – <���…> Добавлю, что им латышские журналисты, подходившие ко мне, сказали, что это я, и они с улыбочками шепчутся».

Видимо, ездить на аванс было не так уже приятно. 16 марта Алданов пишет:

«…Видно нет на земле не только “счастья”, дорогой Иван Алексеевич, но и одинакового понимания “счастья”: я больше всего хочу жить как Вы – в глуши и (всё-таки) на свободе (т. е. без обязательной ежедневной работы); а Вы “завидуете” моим поездкам!…. Одним словом я ездить закаялся, – только еще запутал свои дела всеми этими поездками… У Вас хоть надежды на Ноб<���елевскую> премию. А мне собственно и надеяться не на что».

16 марта 1932 года Алданов пишет Бунину:

«…Два дня пролежал больной, с горя открыл Св. Писание на псалмах Давида, и очень скоро закрыл. Не сердитесь на меня. <���…> А вот после этого открыл “Анну Каренину” и, хоть знаю наизусть, дух захватило (последние сцены)… Вот она настоящая книга жизни!»

Летом в письме уже Вере Николаевне – доброй душе, снова звучат горькие жалобы на тяжелую писательскую долю.

11 июля:

«…Мне литература (т. е. моя) ничего больше, кроме огорчений, не доставляет, – это относится ко всему, от “восторга творчества” до “опечаток”».

В это время Алданов интенсивно работает над последним романом своей трилогии – «Пещера», который надеется закончить в 1933 году, «а с ней и всю трилогию, а с ней и свою деятельность романиста <���…>…по окончании “Пещеры”, перейду на химию».

Однако книга окончательно завершена была только к началу 1936 г.

11 января 1933 Ландау-Алданова – Буниной:

«Дорогая Вера Николаевна.

Вас тоже еще раз сердечно поздравляю с Новым Годом. Всего, всего Вам хорошего. <���…> К сожалению, у Ивана Алексеевича год начался неудачно, но, кажется, уже все прошло, правда? 29Я даже не знала, когда они именно уехали. Узнала к большому своему удовольствию, что Вы все собираетесь переехать в Париж? Давно пора. К чему бороться с течением? Все мы кончим Парижем, и это не так уж плохо 30. Я, впрочем, в “городе” уже давно не была. Сижу в Auteuil 31, где хоть нет искушений, ничего не хочется. А то в городе все так дешево, распродажи, а купить ничего нельзя. Подождите, в будущем году, когда Вы расстанетесь с лоном природы, Вы в свою очередь проникнетесь этими мелкобуржуазными настроениями.