Марк Уральский - Бунин и евреи

В ответных письмах ему Бунин опять сетует на советскую бесцеремонность в отношении его произведений, сообщает издательские новости из Парижа, жалуется на язвительность друзей…

26 февраля:

«… я <���был> вчера у Полонских. Як<���ов> Б<���орисович> очень много интересного рассказывал о Нюрнберге и сообщил мне еще одну страшную для меня весть: Федин (который, хотя и незнаком со мной, прислал мне “самый сердечный привет”), сказал ему, что мои писания издаются сразу и в Москве и в Петербурге – по 80 печатных листов каждое издание!!! Я убежден, что я за все это и гроша не получу, но черт с ним, с грошом, ужасно то, повторяю, что мною распоряжаются как своими собственными штанами, и без всякого моего ведома. Храни Вас Бог и дорогую Т<���атьяну> М<���арковну>!»

12 марта :

«Яков Б<���орисович>, наверное, Вам писал, что Федин сказал ему, что даже не одно печатается издание моих изб<���ранных> сочинений, а два – в Москве и П<���етербурге> – совсем пропал я, если даже и заплатят что-нибудь (во что я почти совсем не верю) – ведь все-таки не в деньгах дело, а в том, что выберут и как будут сокращать, выкидывать им не подходящее.

<���…>

Мои “Темные аллеи” выйдут полностью у Зелюка в конце апреля, а по-французски (в “Le Pavois”, новое издательство), вероятно, в мае, июне.

<���…>

Еще моя острота: говорю, что горячо завидую Ною: пережил один потоп и был тогда в мире один Хам.

Вера Зайцева раз поддела меня насчет моего визита.

“А ты разве не бывала у сестры Льва Дав<���идовича> <���Троцкого>?” спросил я. Замолчала».

27 марта Алданов вновь высказывает утешительные соображения по поводу переживаний Бунина:

«…Напрасно Вы так огорчаетесь из-за этих изданий в России. Пушкин писал Бестужеву: “мне грустно видеть, что со мной поступают, как с умершим, не уважая ни моей воли, ни бедной собственности”. Допустим, что подберут материал очень плохо, – а всё-таки это будет Бунин, и прочтет вся Россия, много лет Вас не читавшая. Нет, я на Вашем месте не огорчался бы».

Но для Бунина это был вопрос большой важности, он хотел, чтобы Россия читала его в «достойных» текстах, да и нужны были деньги на существование.

1 апреля Бунин сообщает Алданову, что получил телеграмму из Москвы на французском, о том, что «согласно Вашему желанию» издательство «Художественная литература» «приостановило подготовку издания Ваших избранных произведений». Он сразу же послал ответный запрос: «как это понимать: suspendu <���приостановило, фр. – М. У.> вообще на неопределенный срок или до выяснения моих пожеланий насчет выбора моих oeuvres <���произведений, фр. – М. У.> и текста их?»

Дополнительных разъяснений Бунин из Москвы не получил. По-видимому, в связи с началом в СССР кампании по ужесточению идеологического давления на интеллигенцию – «ждановщина», в которой яростно обличались «произведения, культивирующие несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада», было принято решение, собрание сочинений Бунина не издавать.

Затем в «русском Париже» разразился скандал. Из Союза Русских Писателей Правлением во главе с Борисом Зайцевым были исключены все его члены, взявшие советские паспорта. В знак протеста большинство именитых литераторов и среди них вся «бунинская команда» – В. Бунина, Л. Зуров, Г. Кузнецова, А. Бахрах, Тэффи и др., также демонстративно вышли из Союза. Сам же Бунин чуть раньше тоже покинул Союз писателей и журналистов, но сугубо по личным причинам.

История раскола парижского Союза, наделавшая в свое время много шуму, и выход из него Бунина, поссоривший его со многими старыми друзьями, являются предметом многочисленных публикаций 170. Факты показывают, что Бунин, оказавшись втянутым в этот конфликт, вел себя крайне непоследовательно и противоречиво.

В письме к Алданову от 3 мая он однозначно увязал свой поступок с поведением Правления, что явствует из ответа последнего:

«…Вы мне сказали, причиной Вашего ухода была односторонняянетерпимость Союза, т. е. исключение людей, взявших советские паспорта, при неисключении бывших друзей немцев».

В то же время в письме к секретарю правления Зеелеру с просьбой освободить его от членства в Союзе Бунин указывает в качестве причины для этого шага свое крайне слабое здоровье.

6 мая Алданов, уже извещавший ранее Бунина о пуританских нравах, царящих в американских изданиях, пишет ему в связи с публикацией его рассказа «Галя Ганская» в «Новом журнале»:

«Рассказ чудесный. Карпович умоляет Вас о разрешении выпустить три строчки (о поцелуях по ножке. Вдоль чулочка). <���…> Редакция “Нового журнала” получила письма протеста против эротики и отдельных слов в Ваших рассказах. Одно пришло от ученого… “Как же можно? У меня жена” и т. д. Мы не ответили, со всем тем Карпович, естественно не настаивает. Если не хотите, оставьте эти три строки. И умоляем, не забывайте журнал. Гонорар причисляется к вашим суммам, хранящимся у Марьи Самойловны».

В этом же письме Алданов просит Бунина рассказать ему подробности событий в парижском Союзе писателей и заклинает его держаться в стороне от каких-либо новых групповых объединений литераторов-эмигрантов:

«…Вы, по-моему, отличносделали, что не согласились стать председателем Союза писателей. <���…> Не напишете ли Вы, что такое там произошло?… Вот мы в нью-йоркском фонде работаем дружно, хотя в Фонд входят люди разных взглядов 171. А у Вас, очевидно, будут теперь двасоюза? О Господи… Не входите, ради Бога, и во второй».

10 мая :

«Дорогой Марк Александрович, только что получил ваше письмо от 6 мая. <���…> Очень буду рад познакомиться со Столкиндом. “Галя” без эротики никуда не годится, поэтому лучше не печатайте. Ах, уж эти болваны и лицемеры…<���…> Впал ли я в “немилость” <���в СССР – М. У.> не знаю. После той телеграммы и моего ответа на нее нет больше никакого движения дела, молчание».

Далее Бунин переходит к теме издания книги «Темные аллеи»:

«….когда выйдет книга, неизвестно – должно быть еще через 2 месяца, три тысячи экземпляров; печатает в Швейцарии – у <3елюка – М. У.> и там типография и бумага, он туда ездит то и дело. По-французски моя книга выйдет, вероятно, еще позднее. Кое-что из нее будет напечатано в еженедельнике «Cavalcade», где литературн<���ым> редактором Henry Troyat 172– помните, тот, что получил премию Гонкуров, русский армянин Тарасов».

Имелись у Бунина и другие причины волноваться в то время по поводу задевавшего всех и вся политического брожения в «русском Париже». В письмах от 27 июня и 5 июля он жалуется Алданову на то, как его «просто на удивление дико оболгали» в парижской газете «Советский патриот». В опубликованном ей интервью с ним, он будто бы выказывал горячее одобрение Указу Советского правительства о «Восстановлении в гражданстве СССР граждан бывшей Российской империи…», заявил что «Молодым – прямая дорога на Родину» и благосклонно воспринял слова корреспондента газеты, что «И на Родине Вас, И<���ван> А<���лексеевич> встретят с цветами и почестями… Поверьте, иначе и быть не может». От этого текста Бунин был буквально в ярости: