Ирина Паперно - Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах. Опыт чтения

<���…> Совмещая защиту кандидатской диссертации по философии с работой в нарождающейся рыночной экономике <���…> сталкивается со всеми вышеперечисленными лицами, а также с упомянутыми тетрадочками. И у нее возникло желание напечатать это… (11–12) 248 248 Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. Предисловие. История любви. // Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. «Я так хочу назвать кино». С. 11–12. (Здесь и далее, цитируя интерпретации Козловой и Сандомирской, я привожу подзаголовки, использованные в Части 1 их издания.)

Мы узнаем о целой цепи посредников, все они – интеллигенты-профессионалы (литератор-редактор, архивист, ученый-социолог, ученый-лингвист, издатель), все они – женщины (традиционные хранители памяти). Все действовали под влиянием сильных эмоций: «зачарованность текстом»; «томительное желание понять, непонимание»; «стремление похвастаться любимым текстом»; «ревность и страх, что вырвут из рук и уведут» (12). Этот рассказ исполнен пафоса: здесь и служение «духовности и искусству», и героическое преодоление трудностей («задыхалась и мерзла в вышеупомянутом Архиве»), и большое умение, а с ним и борьба с дурной интеллигентской привычкой, и сотрудничество, и соперничество, и подлинная страсть (любовь, гордость, ревность, страх, желание). Отмечены и институции, с которыми связаны участники этого процесса: либеральный советский журнал «Новый мир»; общественная организация времен перестройки «Народный архив»; официальное советское академическое учреждение Институт философии РАН; и, наконец, зарождающаяся рыночная экономика постсоветского периода. Все это, и эмоциональный накал, и социологическая информация, указывают на то, что история этого текста – часть большого сюжета российской истории: интеллигенция и народ. В конце советской эпохи отношения между интеллигентом и человеком из народа, занимавшие образованных людей на протяжении двух столетий, приобрели новые черты. В этом отношении предисловие к публикации тетрадей Киселевой само по себе является значительным текстом и, в свою очередь, нуждается в комментарии и критическом анализе, что я и позволю себе сделать 249 249 На мои комментарии и критику в адрес публикаторов ответила И. И. Сандомирская в статье, посвященной памяти Н. Н. Козловой (1946–2002): Сандомирская И. «Наивное письмо» пятнадцать лет спустя, или На смерть соавтора // Неприкосновенный запас. 2012. №2 (82). С. 206–219 (примеч. 2020 года. – И. П .). .

Публикуя в 1996 году записки Киселевой, редакторы преследуют цель представить «культурному читателю» (кавычки в оригинале) целый класс до того малоизвестных текстов – «наивное письмо» (10). Созданные едва грамотными авторами, такие тексты не следуют нормативным конвенциям советской публичной сферы. Издатели записок Киселевой полагают, что «интерес к „наивному письму“ – симптоматика отхода от советской культуры» (39). Более того, они выводят такое письмо за пределы культуры, в некую сферу «жизни», утверждая, что «наивные тексты пребывают за пределами политического, эстетического и даже морального суждения, потому что жизненны» 250 250 Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. Наивное письмо и производители нормы. // Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. «Я так хочу назвать кино». С. 43. . Письмо Киселевой, по их словам, – это слово, не скованное никакими условностями: «что сказалось само» (61). Сама Киселева стремилась к тому, чтобы ее записки легли в основу фильма, и приветствовала редакторскую правку Ольшанской, старавшейся опубликовать ее историю в журнале, но авторы научной публикации не хотят пустить ее в свое «поле» во имя сохранения первоначальной жизненности «наивного письма» и его автора: «Наша героиня пытается играть в чужом для нее поле Письма, Литературы. Точно так же она играет в поле Социальной жизни, она же просто Жизнь» (58) 251 251 Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. Игры на чужом поле // Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. «Я так хочу назвать кино». С. 58. .

Едва ли можно сомневаться, что такие суждения со стороны высококвалифицированных исследователей – утверждения, что текст и автор находятся в своего рода естественном состоянии, не подлежащем языковым, литературным и социальным конвенциям, – являются не профессиональной наивностью, а сознательным приемом. Этот ход создает образ другого мира, не похожего «на тот, в котором живем мы сами» (8), территории, населенной «другим», который живет и работает в «поле», фундаментально отличном от того, где обитает интеллигент или интеллектуал. Нет нужды напоминать, что после Руссо и Толстого многие российские интеллектуалы мечтали заглянуть в этот другой мир и возлагали надежды на крестьян. Как кажется, эта утопия еще имела силу в конце советской эпохи. Заметим, что после публикации записок Киселевой понятие «наивное письмо» появлялось в печати и в исследовательском обиходе еще не раз 252 252 Упомянем другое издание, которое использует понятие «наивная литература»: «Наивная литература»: Исследования и тексты / Сост. С. Ю. Неклюдов. М.: Моск. обществ. научный фонд, 2001. Там имеется библиография других исследований «наивных» текстов. .

Исследователи, подготовившие издание 1996 года, Н. Н. Козлова и И. И. Сандомирская, претендуют на приоритет в публикации «наивного письма» в его аутентичном виде: «У нас это – первая публикация подобного текста в соответствии с оригиналом, без правки и редактирования» (10). Однако записки Киселевой уже были опубликованы – в исправленном виде – в 1991 году в литературном журнале «Новый мир» под редакцией Елены Ольшанской. В задачу научной публикации входили не только тщательное транскрибирование текста с сохранением орфографии и пунктуации оригинала (что было нелегко, особенно учитывая плохое состояние помещения «Народного архива»), но и полемика с подходом предшественников. Пафос этой полемики, оговариваются Козлова и Сандомирская, направлен не на конкретного человека, а на собирательное лицо – символическую функцию (посредника между «наивным текстом» и читательской публикой) под названием «Редактор».

Редактор (с большой буквы) это не Е. Н. Ольшанская. Е. Н. Ольшанская – первый читатель и почитатель. Она лишь открыла этот бесконечный ряд. Затем в него встали и редактор «Нового мира», которая, кстати, провела значительно более жесткую правку, чем Е. Н. Ольшанская. Персона Редактора имеет множество воплощений – подобно восточному божеству <���…> точку ставит только наборщик – пусть даже и не совсем трезвый (42) 253 253 Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. Наивное письмо и производители нормы // Козлова Н. Н., Сандомирская И. И. «Я так хочу назвать кино». С. 42. .