Линн Гарафола - Русский балет Дягилева

Следовавшие один за другим дягилевские триумфы подтвердили важность политики культурного экспорта. Но Дягилев недолго пожинал плоды своих связей в императорских кругах. Уже в июне 1909 года Пьер Гёзи, высокопоставленное лицо в Парижской опере, к которому Дягилев обращался за поддержкой, отмечал в частной переписке: «На будущий год не будет официального Русского сезона в Париже. Это ясно выраженная воля российского императорского двора и великих князей». Следующей весной Дягилев столкнулся с открытой враждебностью и презрением в кругах посольства [433].

Будучи экспортером имперской культуры, Дягилев, в сущности, имел монополию в сфере выставочной и музыкальной деятельности. Тем не менее в балете у него появился соперник – звезда, которой удавалось сохранять имперский престиж и при этом не обивать бюрократических порогов. Триумфальные гастроли Анны Павловой 1908 и 1909 годов в Северной и Центральной Европе финансировались руководством Мариинского театра, которое взяло на себя большинство расходов, предоставило большую часть костюмов и разрешило использовать имя театра: в 1908 году труппа из двадцати танцовщиков гастролировала под названием «Императорский балет из Мариинского театра» [434]. Благосклонность Императорских театров объяснялась не только выдающимся талантом Павловой. На протяжении нескольких лет она жила под покровительством барона Виктора Дандре, состоятельного человека, которому принадлежали значительные владения на Балтике и обширное поместье в Полтаве. Связи с Прибалтикой, деловой инстинкт и консервативный художественный вкус Дандре привели его к сотрудничеству с бароном Фредериксом, который предполагал устроить его на должность в Императорских театрах еще в то время, когда Дягилев служил под руководством Волконского. Утверждают, что Дягилев подал Дандре идею о возможности организовать балетную труппу вокруг Павловой. Также предполагают, что Фредерикс и Дандре втайне планировали гастроли Павловой в 1908 году с финансовой поддержкой царя и Совета великих князей, которые стали бы балетным звеном в цепочке «политико-культурных жестов», способствующих укреплению англо-французского соглашения 1904 года [435].

Насколько эти сведения правдивы, теперь можно только догадываться. Тем не менее существуют достаточные доказательства в пользу того, что со смертью великого князя Владимира весной 1909 года барон Фредерикс стал одним из первых лиц в интриге, результатом которой стали отстранение Дягилева и разрыв связей между его зарубежной антрепризой и императорским двором. У Дягилева было много врагов в императорских кругах – от покровителя Кшесинской великого князя Сергея Михайловича (который якобы «вел запись событий» первых гастролей Павловой) до самого царя. (Утверждают, что Николай II сказал одному из Философовых, кузенов Дягилева, что «он боится, что не сегодня завтра [Дягилев] сыграет с ним какую-нибудь злую шутку».) Волконский писал о неприязни, которую вызвали в Императорских театрах высокомерные манеры Дягилева, и существуют предположения, что гомосексуальность Дягилева стала одной из причин не только его отставки, но и явной антипатии к нему Фредерикса. Дягилевская стратегия поиска финансирования также вызывала удивление. Великий князь Владимир, возможно, не возражал против того, чтобы антреприза прославляла имена щедрых производителей галош, но его вдова отвергла даже саму мысль об этом – и отказалась помогать Дягилеву после смерти мужа. «Во многом из-за методов, которыми Дягилев добывал деньги, – позднее говорил Йозеф Паже-Фредерикс со слов его двоюродного дедушки, – государство не оказывало ему поддержки» [436].

Труппа, собранная Дягилевым для его первого парижского сезона, по выбору состава исполнителей и своей художественной направленности отражала стремления левого крыла Мариинского театра. После 1905 года и сам Дягилев мог восприниматься как либерал, особенно в императорских кругах. Его главный покровитель в то время – великий князь Николай Михайлович – пользовался репутацией радикала и был известен в среде элитных гвардейских отрядов под прозвищем «Филипп Эгалите». Министром образования, к которому Дягилев обратился с докладной запиской в 1905 году, был граф Иван Толстой, исполненный благих намерений идеалист, потерявший должность, когда правительство графа Витте ушло в отставку в 1906 году. Либерал Толстой симпатизировал идеям Дягилева и разрешил добавить свое имя в состав комитета, покровительствовавшего выставке в Париже [437]. Различие политических убеждений вполне могло усилить личную неприязнь архиконсервативного министра императорского двора.

Считалось, что именно Павлова была той звездой, вокруг которой существовала труппа периода 1909 года. На самом деле, однако, это было далеко от истины. «Вундеркиндом» этого сезона оказался Нижинский. Этот новый Вестрис, своей славой обязанный Дягилеву, не только ослабил лидирующие позиции Павловой, но и, будучи публичным знаком сексуальных предпочтений Дягилева, вызвал немалый испуг при дворе [438]. (Типичным примером дягилевского фаворитизма стала замена в последнюю минуту «Жизели», с балериной в заглавной роли, на «Шопениану» и «Пир» на гала-концерте в Парижской опере 19 июня 1909 года [439].) Не считая немногочисленных выступлений в качестве приглашенной артистки в Лондоне в 1911 году, Павлова больше не участвовала в антрепризе Дягилева. Паже-Фредерикс утверждает: Дягилев именно ее уходом позже «объяснял то, что ему не удавалось получить от Фредерикса дальнейших субсидий от царя» [440].

Конечно, в противоположность Дягилеву, Павлова продолжала пользоваться благами Императорских театров. Время от времени она возвращалась танцевать в Мариинский театр. В 1910 году императорское правительство «одолжило» продюсерской организации Макса Рабинова (получив залог $ 250 000) труппу, которая принимала участие в первых американских гастролях Павловой. Действительно, в ноябре 1915 года в американской прессе обсуждался «проект сотрудничества» между «Русской Императорской оперной труппой» и Бостонской Гранд-опера, с которой в то время выступали Павлова и ее труппа [441]. После 1912 года, когда проблемы с законом, отчасти усугубленные Дягилевым, вынудили Дандре покинуть Россию, он связал свою жизнь с жизнью Павловой, став ее менеджером и супругом [442]. Какие бы «надежды на реабилитацию в высших кругах» ни таил Дягилев, они не нашли отклика у императорского двора [443].

К 1909 году царский режим стал справедливо видеть в успехе зарубежной антрепризы Дягилева прямой вызов своей монополии в культуре. Тем не менее попытки развалить его дело не удались, поскольку к тому времени Дягилев приобрел связи, средства и опыт выживания на иностранном рынке даже без поддержки государства. В его кошелек потекли капиталы банкиров, коммерсантов и частных покровителей; артисты, разочаровавшиеся в Императорских театрах, охотно последовали за ним; публика в Париже уже ждала новых постановок. К 1909 году Дягилев собрал средства, необходимые для независимой балетной труппы.