Альберт Байбурин - Жилище в обрядах и представлениях восточных славян

Процесс преобразования «природного» (не освоенного человеком) в «культурное» (освоенное) включал ряд моментов, которые представляются существенными для выявления механизма освоения в традиционной культуре.

1. Выделение части окружающего пространства. Наложение ограничений на выделенное пространство.Выявление места строительства (как и пригодных для строительства деревьев) имело подчеркнуто ритуальный характер. Системы действующих запретов имели не только и не столько практический, сколько символический смысл. Они представляли собой своеобразные классификации, в которых объектам приписывалось положительное или отрицательное значение, соотносимое с системой социальных ценностей коллектива. В том случае, если классификация не распространялась, например, на те или иные части пространства, они вводились в эту классификацию с помощью дополнительной операции — гадания. В гаданиях моделировались основные параметры будущего жилища — его пространственные, временные и социальные характеристики. Выделенное место (и материал) подвергалось в ходе строительства дальнейшим ограничениям. С этой точки зрения все строительство представляло собой последовательное наложение ограничений на материал и пространство.

В процессе строительства к числу важнейших ограничений необходимо, вероятно, отнести ограничения на, условно говоря, «технический фонд». Если представить себе этот «фонд» как некую совокупность конструктивных приемов и техники строительства, например, русского, белорусского и украинского крестьянского населения XIX — начала XX в., то разграничительную, а, следовательно, и ограничительную функцию берет на себя традиция применения определенных приемов и определенной техники у русских в отличие от столь же определенных приемов и техники белорусов или украинцев. Ограничения на «технологический фонд» в работе не рассматривались, но в тесной связи с подобного рода ограничениями находится ритуальная выделенность тех или иных элементов жилища. Например, ритуальная маркированность укладки первого венца релевантна только срубной традиции.

Венец сруба можно рассматривать как классический способ ограничения пространства. Универсальность четырехчленных моделей не только пространственно-временного, но и социального континуума позволяет предположить наличие глубинных концептуальных связей между структурой осваиваемого пространства и социальной организацией коллектива.

Представляется важным отметить, что ограничениям подвергается не только материал, место строительства, но также и время выполнения наиболее значимых (с ритуальной и практической точек зрения) операций.

2. Упорядочение выделенного и ограниченного пространства. Придание ему характера определенным образом организованной структуры.Упорядочение неразрывно связано и по сути дела является следствием наложения ограничений.

При строительстве жилища упорядочение ведется в двух планах: горизонтальном и вертикальном. При этом происходит расчленение пространства на значимые части и установление между этими частями структурных отношений. Создается своего рода «грамматика» пространства, тесно связанная с «грамматикой» поведения людей в этом пространстве. Такое пространство описывается с помощью ряда бинарных противопоставлений, из которых наиболее существенными оказываются оппозиции верх — низ (для вертикальной структуры); внутреннее — внешнее; центр — периферия (для горизонтальной структуры); открытое — закрытое (для обеих плоскостей).

В число правил организации внутреннего пространства русского и — шире — восточнославянского жилища XIX — начала XX в. входит различение двух центров дома: переднего угла и печи, выделение более освоенной, более ценной внутренней части жилища в противоположность менее освоенной, менее ценной внешней части и др.

3. Семантизация пространства.Уже самые первые действия (выбор части пространства, заготовка материала) направлены на установление корреспонденций между выделяемыми объектами и планом содержания традиционной картины мира. Место, материал и время строительства оказываются соотнесенными с концепциями жизни, смерти, доли, богатства, бедности, плодородия и т. д. В этом смысле весьма показателен выбор средств чисто символических операций — гаданий при выборе места строительства, деревьев. В результате подобных действий элементы окружающего природного пространства расчленялись на два ряда объектов, имеющих смысл в дихотомии положительного — отрицательного. Дальнейшие ритуализованные действия можно рассматривать как наделение выбранного места и материала только положительными значениями, которые в итоге составляют концепцию жилища как наиболее освоенной (в том числе и содержательно наиболее организованной) части пространства.

Жилище в ходе строительства постепенно включалось во все актуальные для данной модели мира содержательные схемы, и прежде всего в схему макрокосм-микрокосм.

Установление подобий между человеком (микрокосмом), концепцией человеческой жизни и жилищем прослеживается на лексическом, изобразительном и обрядовом материале. В последнем случае характерным примером может послужить генетическая реконструкция так называемой строительной жертвы и ритуальные тексты, повествующие о скорой смерти одного из жильцов вновь построенного дома. Это подтверждается и особой ролью жилого пространства в ритуалах жизненного цикла, и аналогиями между ритуальным сценарием жизни человека и строительства дома.

Не менее часто прослеживаются следы аналогий между представлениями об устройстве вселенной (макрокосма) и жилища. В ритуально-мифологическом плане показательны прежде всего рефлексы концепции «мирового дерева», призванной «объяснить» устройство универсума (ср. деревце в центре сруба и многие другие примеры), параллели между строительством и мифологической процедурой «создания» мира.

Таким образом, жилище прочно увязывалось с ритуальной схемой жизни человека и мифологической схемой устройства вселенной.

По вопросам, связанным с традиционными способами организации жилого пространства у восточных славян, накоплен огромный фактический материал. С начала XX в. неоднократно предпринимались попытки его обобщения [375] Харузин А . Славянское жилище в Северо-Западном крае. Вильна, 1907; Rhamm К. Germanische Altertümer aus der Slavisch-Finnischen Urheimat. Erstes Buch. Die Altslavische Wohnung. Braunschweig, 1910; Zelenin D . Russische (Ostslavische) Volkskunde. Berlin und Leipzig, 1927; Волков Ф . Этнографические особенности украинского народа. Украинский народ в его прошлом и настоящем. Ч. II. Пгр., 1916; Толстов С. П . К этнологической систематике элементов великорусской культуры жилища в средней России. — В кн.: Культура и быт населения Центрально-промышленной области. М., 1929; Лебедева Н. И . Жилище и хозяйственные постройки Белорусской ССР. М., 1929; Бломквист Е. Э., Ганцкая О. А . Типы русского крестьянского жилища середины XIX — начала XX в. — В кн.: Русские. Историко-этнографический атлас. М., 1967; Бломквист Е. Э . 1) Крестьянские постройки русских, украинцев и белорусов. — Восточнослав. этногр. сб. М., 1956; 2) Беларускае народнае жылле. Мiнск, 1973; Самойлович В.П . Украiнське народне житло. Киiв, 1972; Чижикова Л. Н . Изучение сельского жилища восточных славян. Итоги и задачи классификации. — СЭ, 1976, № 4; см. также работы археологов: Спегальский Ю. П . Жилище Северо-Западной Руси IX–XIII вв. Л., 1972; Раппопорт П. А . Древнерусское жилище. — В кн.: Древнее жилище народов Восточной Европы. М., 1975, и др. . В частности, разработана классификация с учетом особенностей внутренней планировки жилого помещения. Ее критериями послужили три признака: расположение печи, переднего угла и направления, в котором повернуто устье печи. Точкой отсчета является вход в жилище. Различия в их взаимном расположении позволили прийти к заключению, что «в середине XIX в. на европейской территории расселения русского народа четко выделяются четыре типа внутренней планировки жилого дома: северо-среднерусский, восточный южнорусский, западный южнорусский и западнорусский» [376] Бломквист Е. Э., Ганцкая О. А . Типы русского крестьянского жилища…, с. 138. .