Жан Бодрийар - Фатальные стратегии

Все это было бы драматично, если бы была объективная истина, если бы была потребность в воздействии объективной истины на общественное мнение. Воздействие рекламы [publicité], опросов, медиа, информации (профанация [pollution] демократии, поллюция сознательности) – все это было бы драматично, если бы мы были уверены, что рядом с этим существует человеческая натура, социальная сущность, с их собственными ценностями, их собственной волей. Ведь это создавало бы извечную проблему их отчуждения.

Следовало бы пойти еще дальше и пересмотреть все утопии, связанные с теорией информации. С начала века все ускорилось. Сегодня уже сама информация, ее избыток ведут по пути к всеобщей инволюции.

Знание о событии сегодня является деградированной формой этого события. Низшая форма энергии события. Так же и знание о мнении является деградированной формой этого мнения.

Когда знание посредством своих моделей предвосхищает событие, иначе говоря, когда событию (или мнению) предшествует его деградированная (или же симулированная) форма, вся его энергия поглощается пустотой.

Тотальная прогнозируемость вселенной, к которой так стремится наука, представляет собой в этом смысле наиболее деградированную форму вселенной.

Неужели (контр)финальность науки и информации в том, чтобы путем систематического, хотя и бессознательного ее деградирования предвосхищать конец Вселенной и добровольно теряться в обратной утопии, которая заключается в спасении мира через информацию (хотя здесь, кажется, и просыпаются некоторые проблески нечистой совести)?

Максимальное накопление информации о вселенной может положить конец миру. Как в рассказе Артура Кларка «Девять миллиардов имен Бога»: когда с помощью компьютера их перечислили, миру настал конец, начали гаснуть звезды. Информация таким образом стала единственным средством, способным положить конец вселенной, которая без нее не исчерпалась бы никогда.

Но, возможно, есть другой, более забавный способ взглянуть на вещи и, наконец, заменить извечную критическую теорию на теорию ироническую .

Если учесть неразрешимость опросов, неуверенность их выводов, которые очень похожи на метеорологические гадания, если учесть, что они говорят обо всем, что и так уже известно, что в них никто не верит и они ничего нам не дают (зато мы интересуемся ими все больше и больше), учесть их способность верифицировать одновременно и факты, и противоречивые тенденции, а если результаты неприемлемы, набожно фальсифицировать объективность (как делает это Французский институт общественного мнения [IFOP], когда дело касается смертной казни и проблемы иммигрантов), но главным образом, если учесть то постоянное опровержение, которое мы наносим опросам, особенно когда они «верифицируют» наше поведение, – никто не верит ни в свою «верификацию», ни в совпадение с ее вероятностью, никто не хочет существовать в прообразе того, чем он должен быть, в кривом зеркале своей статистической истины. (Забавный пример этого упрямого отрицания статистической случайности в самом акте ее применения: «Если это может вас успокоить, в Автономном управлении парижским городским транспортом [RATP] подсчитали, что из пятидесяти человек, которые пользуются метро дважды в день в течение шестидесяти лет, только один может подвергнутся опасности или агрессии. Поэтому нет никаких оснований полагать, что это будете именно вы!») Так же как игрок верит не в случайность, а в Шанс (с большой буквы: в Милость Господню, а не в вероятность), так никто и не отрицает судьбу, вот почему никто не верит в статистику.

Во всяком случае, величие статистики не в объективности, а в ее непроизвольном юморе.

Так и нужно воспринимать вещи, в плане юмора. На ту бесцеремонность, с которой опросы, по сути, трактуют социальное и социальные явления, отвечать в их прочтении и применении по меньшей мере такой же бесцеремонностью. На ту серьезность, с которой они заявляют свое право на трактовку социального, отвечать жестокой иронией над их промахами и всеми их «статистическими погрешностями». Словно какое-то юмористическое провидение выводит из строя этот слишком слаженный механизм и делает так, что из зеркала объективности он сам себе устраивает ловушку. Нечто вроде абсолютного оружия выныривает из самых глубин социального(?), оружия радикальной диссимуляции в ответ на симуляцию ответа, поставленного [mise en scène] опросами и статистикой. Это то, что можно было бы назвать злым духом объекта, злым духом масс, злым духом социального, – то, что вечно сводит на нет истину социального и его анализ.

Дело в том, что объект вовсе не невинен, он существует и он мстит. Неправильное преломление светового луча информации в «предмете исследования [matière]» социального не случайность или дефект устройства, это проявление духа объекта , наступательное сопротивление социального его исследованию, которое принимает форму скрытой дуэли между мастерами опросов и объектом опроса, между массами и политическим классом и т. д. В этой дуэли тот, кто манипулирует объектом, является ужасно наивным, потому что он убежден, что можно во что бы то ни стало заставить объект раскрыть его истину для его же блага. Если же он не понимает вопрос, если он отвечает неправильно или отвечает слишком точно, если он сам задает вопросы, то считается, что это всего лишь форма дезадаптации к аналитическому устройству. Благодаря какому-то фантастическому заблуждению наука всегда уверена в соучастии своего объекта! Она недооценивает его порочность, его иронию, бесцеремонность, его ложное соучастие – все то, что может иронизировать процесс, все то, что питает оригинальную, а возможно, и победную стратегию объекта, противоположную стратегии субъекта.

Если подойти к опросам с этой точки зрения, то увидим, что они функционируют прямо противоположно своим предполагаемым целям. Они функционируют как зрелище информации (информация – это как революция: народ требует лишь ее зрелища), а следовательно, как насмешка над информацией, но главным образом они функционируют как насмешка над политикой и политическим классом.

Непроизвольный юмор опросов (и злорадство, которое мы испытываем от этой «научной» фантасмагории) происходит от того, что они уничтожают всякое политическое доверие. Кто они такие, эти люди, которые нуждаются в опросах, чтобы принимать решения, которым тестирование заменяет стратегию? Они лишены всякой инициативы и сами угодили в ловушку медиума, которому доверяют свою власть. Все медиа таят в себе эту умопомрачительную ловушку: уничтожают политическую функцию общества, удовлетворяя таким образом ироническое бессознательное толпы, внутренним инстинктом которой остается как раз символическое убийство политического класса.