Марк Уральский - Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

А потом сразу успокоился, вспомнив, что могло бы быть мне вместо сытости и богатства и почета от Жданова и Фадеева, который, кажется, не меньший подлец, чем Жданов.

Я ведь даже Пантелеймонова 419 419 Друг Бунина Борис Пантелеймонов, издавший в Париже книгу «Зеленый шум» (1947), будучи членом Союза советских патриотов, выступал нем и в Комитете «Франция-СССР» с докладами и лекциями о Сибири. недавно предостерегал насчет его «Зеленого шума» (книжка об урамане (тайге), о пароходе Св. Владимир и т.д.)

Чтобы поставить точку в теме о возвращении Бунина на родину, приведем выдержку из его письма Алданову, написанному им незадолго до кончины, 8 января 1953 года 420 420 Бунин скончался 8 ноября 1953 года. :

Позовёт ли меня опять в Москву Телешев, не знаю, но хотя бы сто раз туда меня позвали, и была бы в Москве во всех отношениях полнейшая свобода, а я мог бы двигаться, всё равно никогда не поехал бы я в город, где на Красной площади лежат в студне два гнусных трупа.

Затем в Париже разразился новый скандал, который на своем исходном витке зацепил и Алданова. Из парижского Союза русских писателей и журналистов (СПиЖ) его Правлением во главе с Борисом Зайцевым были исключены все литераторы, взявшие советские паспорта. Основанием для этого решения послужило принятое весьма сомнительным большинством постановление, что членами СПиЖ, являющегося сугубо эмигрантской организацией, не могут быть лица, имеющие советское гражданство. В знак протеста большинство именитых литераторов-эмигрантов – и среди них вся «бунинская команда»: В. Бунина, Л. Зуров, Г. Кузнецова, А. Бахрах, Тэффи, Г. Адамович, В. Варшавский и др., – демонстративно вышли из Союза. Сам же Бунин покинул СПиЖ через две недели, по его словам,

единолично и <���…> не потому, что тоже решил протестовать, а в силу того, что мне не хотелось оставаться почетным членом Союза, превратившегося в союз кучки сотрудников парижской газеты «Русская мысль»… [М.А.-ПИСЬМА-НИЦЦА. Письмо 1, примеч. 6].

Один из непосредственных участников событий – Георгий Иванов, пишет о них следующее:

24 мая 1947 г. секретарь Союза (и один из его организаторов В. Ф. Зеелер) предложил «исключить из Союза всех членов его, имеющих советское гражданство».

<���…>

Против Зеелера выступили В. Н. Бунина, Л. Зуров, В. Варшавский и др. из числа не принявших советское гражданство. «За» исключение в результате проголосовала половина: 26 человек («против» 24, двое воздержались). По уставу, для исключения из Союза нужно было набрать 2/3 голосов, но руководство Союза в данном случае сочло достаточным принятие решения «простым большинством» (тоже сомнительным). Вслед за этим, чтобы соблюсти формальности, на собрании 22 ноября 1947 г., когда председателем был избран, после смерти П. Н. Милюкова, Борис Зайцев, поддержавший предложение Зеелера, в устав были внесены изменения, узаконившие принятое решение. После чего из Союза вышли Г. Адамович, В. Андреев, А. Бахрах, В. Бунина, В. Варшавский, Г. Газданов, Л. Зуров, А. Ладинский, Ю. Терапиано, Н. Тэффи… Вскоре, 11 декабря, оставил Союз Бунин [ИВАНОВ Г.].

Борис Зайцев сообщал по этому поводу М.С. Цетлиной 20 декабря 1947 года:

…на общем собрании Союза нашего 421 421 В Союзе русских писателей и журналистов состояло в то время 128 членов. прошло большинством двух третей голосов (даже более) добавление к Уставу: советские граждане не могут теперь быть членами нашего Союза. Это вызвало некоторый раскол. С собрания ушли 14 человек в виде протеста, среди них <���…> Зуров и Вера Бунина. Позже еще <���и другие> к ним присоединились – в общем мы приняли 25 отказов. Среди ушедших оказался и Иван Бунин. Единственно это было для меня тягостно – за него. Ночь я не спал. Считал: действие его – предательством – мне [ПАРТИС].

Формальным поводом для Бунина выйти из Союза, в котором он состоял с 1921 г. и, более того, был его первым Председателем, послужило выдвинутое им Правлению обвинение, что якобы литераторы, сотрудничавшие во время войны с немцами, остались членами Союза. Правление СПиЖ считало это обвинение голословным, справедливо требуя доказательств, которых ни Бунин и никто другой из оставивших Союз не представлял. Дело было, конечно, не в «коллаборантах», а в идейном конфликте между «обновленцами» и «непримиримыми».

Борис Зайцев в своей книге воспоминаний писал:

В эмиграции в это время начался разброд. «Большие надежды» на восток, церковные колебания, колебания в литературном, даже военном слое. Все это привело к расколу. Некоторые просто взяли советские паспорта и уехали на этот восток. Другие заняли позицию промежуточную («попутчики»).

Странным образом мы оказались с Иваном в разных лагерях – хотя он был гораздо бешенее меня <���в своем неприятии Советов – М.У .> в этом (да таким, по существу, и остался…). Теперь сделал некоторые неосторожные шаги. Это вызвало резкие статьи в издании, к которому близко я стоял. Он понял дело так, что я веду какую-то закулисно-враждебную линию, а я был именно «против» таких статей. Но Иваново окружение тогдашнее и мое оказались тоже разными, и Ивану я «не» сочувствовал. Прямых объяснений не произошло, но он понимал, что я «против» [ЗАЙЦЕВ (II)].

Печатным органом «обновленцев» являлась поддерживаемая французским и советским правительством 422 422 До мая 1947 г. французские коммунисты входили в состав правительства IV Республики, где активно лоббировали советские интересы. газета «Русские новости» (1945–1970), основатель и первый редактор которой А.Ф. Ступницкий был в свое время правой рукой Милюкова, а сотрудниками – ведущие некогда авторы газеты «Последние новости»: Г. Адамович, А. Бахрах, И. Бунин, А. Даманская, Л. Зуров, Н. Кодрянская, Н. Рощин, В. Татаринов, Н. Тэффи, А. Ремизов и др.

В противовес «Русским новостям», «непримиримыми» на пике просоветских настроений была основана газета «Русская мысль» (1947–2000) 423 423 «Русская мысль» официально была основана как орган русских секций французских конфедераций дружинников-христиан (первые два года название этого органа печаталось в выходных данных на титульном листе издания) [МНУХИН]. . Ее первым редактором стал журналист и переводчик В.А. Лазаревский, бывший до войны выпускающим редактор газеты «Возрождение». В своей редакционной статье от 3 мая 1947 года Лазаревский следующим образом

выразил кредо «Русской мысли» относительно назначения Зарубежной России: «Смирение перед Россией, непримиримость к советчине» <���…>, определявшее морально- политический смысл эмиграции [МНУХИН].