Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

См.: Christopher de Bellaigue, Patriot of Persia: Muhammad Mossadegh and a Very British Coup (Bodley Head, London, 2012).

Ervand Abrahamian, ‘Mass Protests in the Iranian Revolution, 1977–79’, in Roberts and Garton Ash (eds.), Civil Resistance and Power Politics , pp. 162–178, at p. 166.

Там же, pp. 166–167.

Там же, p. 168.

Там же, pp. 173–174. См. также: Charles Tripp, The Power and the People: Paths of Resistance in the Middle East (Cambridge University Press, Cambridge, 2013), pp. 77–82.

Abrahamian, ‘Mass Protests in the Iranian Revolution’, p. 177.

Там же, pp. 174–177.

Jeremy Bowen, The Arab Uprisings: The People Want the Fall of the Regime (Simon & Schuster, London, 2012), p. 25.

Sudarsan Raghaven (for the Washington Post ), ‘Powerful elite cast a shadow over reforms in Yemen’, republished in Guardian Weekly , 22 February 2013. Йеменское отделение «Аль-Каиды» было также одним из наиболее опасных в регионе.

Farhad Khosrokhavar, The New Arab Revolutions That Shook the World (Paradigm, Boulder and London, 2012), p. 154. Автор отмечает, что «Аль-Джазира не только стала голосом арабского общественного мнения, но в буквальном смысле участвовала в его формировании, предоставляя платформу для свободы слова». Далее у Хосрохавара: «Разумеется, финансируемая катарским капиталом Аль-Джазира теряет остроту и становится намного менее резкой и критически настроенной, как только речь заходит о Саудовской Аравии или Объединенных Арабских Эмиратах. Тем не менее она сыграла одну из ведущих ролей в привлечении внимания общества к важнейшим проблемам арабского мира и развитии способностей к критической оценке и глубокому осмыслению».

David Gardner, Preface to the Paperback Edition of Last Chance: The Middle East in the Balance (Tauris paperback, London, 2012), p. xxi.

Khosrokhavar, The New Arab Revolutions That Shook the World , p. 267.

Bowen, The Arab Uprisings , p. 293.

Khosrokhavar, The New Arab Revolutions That Shook the World , pp. 91–93.

Это статья Оливье Руа под (весьма сомнительным) названием «There Will Be No Islamist Revolution», Journal of Democracy , vol. 24, No. 1, 2013, pp. 14–19, at p. 15. Напротив, Юджин Роган подчеркивает «мощь ислама» как вдохновляющей силы, заставляющей арабов верить в то, что они могут «свергнуть автократов и стать в один ряд со сверхдержавами». (Rogan, The Arabs: A History , Penguin, London, 2010, at p. 497; см. также pp. 498–550.) Но если не считать отношения к Западу и в еще большей степени к Израилю, ислам разобщает в той же мере, в какой объединяет. Как и во всех основных мировых религиях, в нем присутствует множество различных течений. Уже давно было сказано, что в арабском мире демократия отсутствует, но, как подчеркивает Альфред Степан, при всей возможной справедливости такого обобщения оно не говорит о том, что ислам и демократия несовместимы. Демократия существует в преимущественно мусульманских странах (наиболее успешным примером является, вероятно, Турция), и как минимум 435 миллионов мусульман живут в условиях демократического строя, если считать и «хрупкие», и «неустойчивые» случаи. В эволюционирующей мировой культуре не застрахован от изменения и ислам как таковой. См.: ‘The World’s Religious Systems and Democracy: Crafting the «Twin Tolerations», in Stepan, Arguing Comparative Politics (Oxford University Press, Oxford, 2001), pp. 213–253, esp. p. 237.

Mark Tessler, Amaney Jamal and Michael Robbins, ‘New Findings on Arabs and Democracy’, Journal of Democracy , Vol. 23, No. 4, 2012, pp. 89–103, at p. 97.

Там же, pp. 95–101.

Heba Saleh, ‘A revolution betrayed’, Financial Times , 28 June 2013. В этой пророческой статье, написанной за неделю до свержения правительства братьев-мусульман военными, убедительно рассказывается о недостатках правления Мурси и о созданной им серьезной напряженности.

Я очень благодарен профессору Оксфордского университета Стивену Уайтфилду за материалы опроса и их интерпретацию.

Abbot Gleason, Totalitarianism: The Inner History of the Cold War (Oxford University Press, New York, 1995), pp. 13–30; см. также: Leonard Schapiro, Totalitarianism (Pall Mall, London, 1972), pp. 13–17.

Schapiro, Totalitarianism , p. 13.

Richard Overy, The Dictators: Hitler’s Germany and Stalin’s Russia (Penguin, London, 2005), p. 294.

Schapiro, Totalitarianism , pp. 13–14.

Подготовленный летом 1991 года под руководством и при непосредственном участии Горбачева проект программы КПСС давал понять, что режим был тоталитарным. В нем содержалось заявление о том, что «наша партия бесспорно несет ответственность за то, что не сумела поставить заслон деспотизму и позволила использовать себя в качестве инструмента тоталитаризма». Сама по себе программа, которую большинство партчиновников отнюдь не собирались воплощать в жизнь, была больше социал-демократической, чем коммунистической. (После попытки путча в августе 1991 года с домашним арестом Горбачева на госдаче в Крыму и последовавших за этим событий о ее существовании вообще забыли.) Проект был опубликован в «Независимой газете» 23 июля 1991 года под заголовком «Социализм, демократия, прогресс». Советский строй прекратил свое существование в СССР в течение 1989–1990 гг.

Как политическая организация, Коммунистическая партия Советского Союза была еще более могущественной силой, чем Национал-социалистическая партия в Германии. При этом к середине 1930-х годов Сталин уже обладал властью, позволявшей ему, подобно Гитлеру, стравливать институты государства между собой. Хотя в принципе партия занимала вышестоящее положение по отношению к политической полиции, Сталин мог использовать последнюю против первой, и поэтому даже лица, принадлежавшие к высшим эшелонам партийной иерархии, могли быть арестованы или казнены по его указанию.

Вопрос о том, составляли ли эти миллионы большинство или меньшинство советских граждан, остается дискуссионным. Коллективизация сельского хозяйства вызвала глубокое недовольство крестьян, которые в 1930-е годы по-прежнему составляли большинство населения страны. Тем не менее факт того, что и в XXI веке, по данным социологических опросов граждан постсоветской России, Сталин часто оказывается в самом верху списка наиболее выдающихся деятелей прошлого века, указывает на глубокий след, оставленный в сознании значительной части общества пропагандой, увязывавшей с ним все достижения (прежде всего победу во Второй мировой войне) и возлагавшей ответственность за неудачи, репрессии и зверства на других.

Различия между гитлеровской Германией и сталинской Россией были также очень велики, и по целому ряду признаков Германия 1930-х отстояла от идеального типа тоталитаризма дальше, чем Советский Союз. В любом случае при некоторой полезности понятия тоталитаризма для целей классификации его объясняющее значение достаточно ограниченно и имеет определенную полезность. Как заметил Иэн Кершоу, стало немодно «объяснять тоталитаризмом поведение простых немцев времен Третьего рейха». Авторы современных исследований «все более склонны переносить акцент на восторженную поддержку нацистского режима немецким народом и его добровольное сотрудничество и, следовательно, соучастие в реализации политических мер, приведших к войне и геноциду». См.: Kershaw, The End: Hitler’s Germany (Penguin, London, 2012), p. 9. Авторитетное исследование взаимоотношений режима и общества содержится в Richard J. Evans, The Third Reichin Power 1933–1939 (Penguin, London, 2006). Оба историка, осуществивших наиболее значительные сравнительные исследования фигур Гитлера и Сталина, также в основном воздерживались от использования понятия тоталитаризма. См.: Alan Bullock, Hitler and Stalin: Parallel Lives (Fontana edition, London, 1993); и Overy, The Dictators.