Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Джонсон служил живым примером того, что главной «силой» президента является «сила убеждения». При этом его репутация в среде высокообразованных советников из окружения Кеннеди была невысока, да и сам Джонсон остро ощущал пробелы в своем образовании по сравнению с «гарвардскими», как он их называл [377]. Жесткость и беспринципность, с которыми он поднимался к вершинам власти, подробно описаны в литературе, в частности в его авторитетной многотомной биографии авторства Роберта Каро. Летом 1957 года Джонсон в качестве лидера сенатского большинства продавил принятие Закона о гражданских правах, явившегося скромным шагом в этом направлении, но тем не менее расширявшем избирательные права чернокожих. Этот закон проложил путь к важнейшим законам о гражданских правах, принятым в период его президентства в 1964 и 1965 годах. В 1957 году то, что Джонсон использует свое влияние в вопросе гражданских прав, оказалось полной неожиданностью для всех. В течение предыдущих двадцати лет он, сперва как член палаты представителей, а затем сенатор, голосовал так же, как и все демократы-южане, то есть против любого расширения гражданских прав черных американцев [378]. Какой-либо иной образ действий означал бы для техасского политика конец карьеры.

Даже продвигая либеральные политические решения, Джонсон демонстрировал, как пишет Каро, «жесткость и прагматизм, поразительные даже для вашингтонских инсайдеров, считавших себя привычными к прагматизму политических деятелей». Он «лукавил без малейшего стеснения», разговаривая «сначала с кем-то из либералов, потом с кем-то из консерваторов, обводя вокруг пальца сначала южан, а потом северян», рассказывая «одно либералам, прямо противоположное — консерваторам, отстаивая обе позиции с равной и как будто искренней убежденностью» [379]. Но это двуличие шло рука об руку с «политическим гением» [380]. Рассматривая карьеру Джонсона в целом, Каро приходит к выводу: «Авраам Линкольн освободил чернокожих американцев от цепей, но именно Линдон Джонсон привел их к избирательным урнам, задернул за ними священный занавес демократии и возложил их руки на рычаги управления собственными судьбами, сделав их отныне и навечно подлинной частью американской политической жизни» [381].

По опыту борьбы за выдвижение от Демократической партии на президентских выборах 1960 года (победителем в которой стал Джон Ф. Кеннеди) Джонсон знал, что губернаторы штатов могут оказывать эффективное давление на членов палаты представителей и сенаторов. В ноябре 1963 года, сразу же после похорон президента Кеннеди, Джонсон вызвал не успевших разъехаться из Вашингтона губернаторов к себе на совещание. Он сказал, что накануне провел два с половиной часа с Эйзенхауэром — «великим президентом, приведшим нашу армию к победе», — общение с которым привело его к пониманию, что ни одна партия «не обладает монопольным правом на патриотизм» и что они, вне зависимости от партийной принадлежности, должны помогать ему в деле спасения страны. В ходе своего выступления он становился все более и более эмоциональным. Ведь им нужно было что-то делать, чтобы покончить с атмосферой ненависти и приступить к решению проблем неравенства, несправедливости, бедности и безработицы, «существующими в этой стране». Как сказал Джонсон, лучший способ справиться с этими проблемами — «…принять налоговое законодательство, которое позволит создать немного больше рабочих мест, которое позволит делать немного больше инвестиций и в этой связи пополнить казну за счет налогов, и принять законодательство о гражданских правах, чтобы мы могли сказать мексиканцу в Калифорнии, или негру в Миссисипи, или азиату на Западном побережье, или Джонсонам в Джонсон-сити, что мы будем относиться ко всем вам одинаково справедливо, и судить о вас будут по заслугам, а не по происхождению или по тому, как звучит ваше имя» [382]. Положение малоимущих, и в частности чернокожей бедноты, всегда заботило Джонсона, но прежде всего его заботили собственные политические успехи. Рой Уилкинс из Национальной ассоциации содействия цветному населению (НАСЦН) долгое время испытывал по отношению к нему двойственные чувства. «С Джонсоном никогда не знаешь, облегчит он твою душу или твой бумажник» [383], — говорил он. В конечном итоге он стал им восхищаться. Когда в Джонсоне боролись амбиции и сострадание, обычно побеждали амбиции. Но после того как он стал президентом, этот конфликт был исчерпан, и, как пишет Каро, дело социальной справедливости «пошло вперед под руководством этого мастера превращения сострадательности в действия государственной власти» [384].

Конечно, контраст между успехами Джонсона во внутренней политике и провалами во внешней был разительным. Неспособность понимать национализм и коммунизм в Азии была свойственна не только ему, но и его непосредственному предшественнику, и его советникам, и страх «потери» Вьетнама (который никогда и не был американским, чтобы его можно было потерять) обусловил его политический крах. Но тем не менее Джонсон был переосмысливающим лидером. Он изменил терминологию политической дискуссии, сделав бедность в Америке не только ее актуальным вопросом, но и предприняв непосредственные шаги к его решению, и наряду с этим сыграв решающую роль в прекращении фактического бесправия чернокожих избирателей в ряде южных штатов. В своем послании конгрессу «О положении в стране» в январе 1964 года Джонсон говорил, что «многие американцы обитают на задворках надежды — кто-то из-за бедности, а кто-то из-за цвета своей кожи, и у нас слишком много и одних, и других». Задача состоит в том, говорил он, чтобы «заменить их отчаяние возможностями», продолжая: «Эта администрация сегодня, здесь и сейчас объявляет безоговорочную войну бедности в Америке» [385]. После смерти Джонсона в 1973 году чернокожий писатель Ралф Уолдо Эллисон признавал, что Джонсона одинаково презирали и многие консерваторы, и многие либералы. Он «мог бы довольствоваться тем, чтобы считаться величайшим американским президентом для бедноты и негров», что, как заключает Эллисон, «безусловно великая честь» [386].

Выдающиеся президенты были в США и после Джонсона, но никого из них нельзя назвать переосмысливающим лидером в том же смысле, что Рузвельта и Джонсона. Иногда большое значение придают Рональду Рейгану, но тенденция к переоценке его вклада налицо. Лидеры — и их наиболее преданные приверженцы в особенности — склонны относить на собственный счет судьбоносные события, имевшие место в период их пребывания у власти. Подобные соображения часто можно услышать относительно Рейгана, но он не определял ход событий в той же степени, в которой это делал Джонсон. Невзирая на всю важность роли Соединенных Штатов в мировой политике, фундаментальные перемены на международной арене могут происходить вне какой-то особой связи с существующим американским курсом, как это и случилось во времена президентств Рональда Рейгана и Джорджа Буша-старшего. Либерализация в Советском Союзе, демократизация в Восточной и Центральной Европе и окончание «холодной войны» были в основном результатом перемен в Москве, на, но не за которые Рейган и Буш отвечали. Выражаясь еще точнее, вопреки ликованию Запада, преображение советской внутренней и внешней политики во второй половине 1980-х годов почти не имел, или вообще не имело никакого отношения к вашингтонским сторонникам жесткого курса.