Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Горбачев очень внимательно относился к тому, чтобы получать одобрение политбюро на каждый свой следующий реформаторский шаг, особенно в первые годы своего руководства. Заседания длились значительно дольше, чем во времена Брежнева, а их участники могли свободно высказывать свое мнение и возражать руководителю партии. Часто бывало, что документы к заседанию политбюро, подготовленные помощниками Горбачева под его руководством, приходилось дорабатывать, даже невзирая на то, что сам Горбачев их уже одобрил. Так, когда в 1987 году на одобрение политбюро был представлен проект его выступления по случаю семидесятой годовщины большевистской революции, несколько членов резко возразили против утверждения о том, что в Советском Союзе была построена «командно-бюрократическая модель социализма». Горбачев отреагировал на это в свойственной ему манере: он сделал тактическую уступку, сказав, что слово «модель» действительно лучше заменить на «методы» или «способы». На том же заседании политбюро последовали возражения против использования словосочетания «социалистический плюрализм» — «плюрализм» был сочтен чуждым понятием [551]. Гибкий подход Горбачева предусматривал, что каждый официальный документ, оформленный решением политбюро, открывал новые горизонты, несмотря на то, что в процессе его утверждения приходилось поступаться рядом формулировок, разработанных им совместно со своими советниками. Самое главное — политбюро несло коллективную ответственность за принятые решения, и никто из его членов не мог просто так отмежеваться от них, даже если внутренне в чем-то сомневался.

У Горбачева никогда не было большинства единомышленников в составе политбюро. Как и в случае многих других глав государств, в том числе и демократических, он обладал большей свободой действий в области внешней политики, чем в области экономики. Спустя год после своего назначения генеральным секретарем он смог заменить все руководство внешнеполитическим блоком [552]. Однако членом политбюро мог стать только тот, кто уже являлся членом Центрального комитета партии. Генеральный секретарь влиял на такого рода повышения в большей степени, чем любой другой советский политик, но в послесталинскую эпоху не мог решать этот вопрос единолично. Кооптация новых членов производилась коллективным решением политбюро. Одной из важных реформ стало создание должности президента страны в 1990 году, на которую Горбачева избрали законодательные органы власти [553].

Вплоть до марта 1990 года Горбачеву приходилось действовать очень тонко по отношению к преимущественно консервативно настроенным членам политбюро. Один из них, Виталий Воротников, описывает, как это происходило. Согласно его утверждениям (а его свидетельства подтверждаются и рядом его коллег), Горбачев придерживался «демократичного и коллегиального» стиля руководства. На заседаниях политбюро возможность высказаться была у всех желающих, и он внимательно прислушивался к аргументам выступавших. При наличии значительных разногласий Горбачев говорил, что надо «еще подумать, проработать». Он находил формулировки, чтобы переубедить сомневающихся, или откладывал принятие решения на более поздний срок. Но, как горестно замечает Воротников, в конечном итоге Горбачев добивался своего, иногда принимая серединную позицию, от которой в нужное время можно было отойти [554]. Придерживавшийся совершенно иных взглядов Яковлев пишет в своих мемуарах, что Горбачев оказался «в окружении людей гораздо старше его, опытнее в закулисных играх и способных в любой момент сговориться и отодвинуть его в сторону» [555]. Он подчеркивает, что могущество Горбачева ограничивалось тем, насколько он покушался на интересы «наиболее могущественных в данное время элит и кланов» [556].

Чем больше Горбачев либерализовал советскую систему, тем в большей степени ему было нужно рассчитывать на свою силу убеждения, а не на власть генерального секретаря. Воротников признает, что в течение какого-то времени доводы Горбачева захватывали и его самого. Он часто выступал на политбюро, высказывая сомнения относительно реформ, и возражал против них не только устно, но и письменно. «Но в итоге часто уступал логике его [Горбачева] убеждения. В этом и моя вина» [557], — пишет он. Воротников и его коллеги слишком поздно заметили, что Горбачев занимается демократизацией, лишая власти партийных чиновников и заменяя марксизм-ленинизм в качестве источника политической легитимности конкурентными выборами. Принимая свободу слова, Горбачев тем самым значительно либерализовал деятельность издательств и СМИ и активизировал советское общество, заставив консервативных коммунистов уйти в оборону. «Поезд псевдодемократии собрал такую скорость, что остановить его не по силам» [558].

Горбачев не был «сильным лидером» в общепринятом понимании этого термина. Он не доминировал, был готов идти на тактические уступки и воспринимал критику в свой адрес. Особенно он не соответствовал традиционному русскому представлению о сильном лидере. Директору советского института космических исследований Роальду Сагдееву случалось наблюдать за Горбачевым во время разговоров в узком кругу в первые годы перестройки [559]. Он отмечал, что «лишь очень немногие не поддавались чарам личного обаяния и красноречия Горбачева». Восхищаясь его пылом «прирожденного миссионера», Сагдеев тем не менее отмечает склонность Горбачева переоценивать возможности своего огромного умения убеждать. Он стал искренне верить в то, что «может убедить в чем угодно любого в Советском Союзе» [560]. Однако, продолжает Сагдеев, важной особенностью лидерства Горбачева было именно то, что он старался убеждать своих собеседников, хотя и «самым горячим и красноречивым образом». А это, по словам Сагдеева, было «признаком огромного прогресса в политической культуре страны», поскольку такой подход «резко отличался от традиционного, который обычно исповедовали начальники». До этих пор они «никогда не пытались менять собственные мнения или убеждения людей, а просто отдавали указания и требовали их исполнять» [561].

Упоминаемые Сагдеевым расхождения стиля руководства Горбачева с традиционной российской политической культурой привлекали этого именитого ученого, но не вызывали всеобщего одобрения в Советском Союзе. В период между весной 1989-го и концом Советского Союза в декабре 1991 года популярность Горбачева достаточно быстро падала (хотя Борис Ельцин обошел его в качестве самого популярного политика страны лишь в мае 1990 года, более чем пять лет спустя назначения на должность генсека [562]). Георгий Шахназаров, помощник Горбачева и его советник по политическим реформам, считал, что он стал утрачивать свой авторитет весной 1989 года, председательствуя в новом законодательном органе — Съезде народных депутатов, существование которого стало результатом первых действительно конкурентных всеобщих выборов в истории СССР, состоявшихся в марте того же года [563]. Желая помочь развитию «культуры парламентаризма», Горбачев целыми днями председательствовал на заседаниях законодательного органа и стал, по сути, его спикером, одновременно являясь и главой государства, и лидером Коммунистической партии. По словам Шахназарова, доброжелатели объясняли Горбачеву, что принимая на себя функцию спикера, он способствует падению своего личного авторитета: «Когда миллионы людей, сидя у телеэкранов, наблюдают, как какой-нибудь безвестный юный депутат вступает в полемику с главой государства, который терпеливо с ним объясняется и даже сносит явные оскорбления вместо того, чтобы испепелить наглеца», они приходили к выводу, что ничего хорошего эту страну не ждет. «На Руси издавна уважают и даже любят грозных правителей». Воспринимать в качестве вождей мягких и деликатных людей было трудно. Разве они способны гарантировать порядок и безопасность в обмен на преданное им служение? [564] [565]