Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Бóльшую часть периода перестройки человеком, ответственным за руководство советской экономикой, был Николай Рыжков — председатель Совета министров с 1985 по 1990 год. На первых порах он был условным союзником Горбачева, а затем стал его яростным критиком. Он особенно осуждал Горбачева за его приверженность демократизации в ущерб решению экономических задач, которые считал более насущными. На самом деле именно технократический подход к экономике самого Рыжкова был одной из главных причин того, что рыночные реформы не были проведены раньше. Как бы то ни было, но в настоящем контексте важнее, как Рыжков описывает стиль руководства Горбачева. Он отмечает, что по природе своей личности Горбачев не мог быть макиавеллиевским князем, хотя считать его нерешительным было бы ошибкой [566]. Но, по словам Рыжкова, «задолго до всех отечественных парламентских игр [Горбачев] был лидером парламентского типа». «Как такой мог сформироваться в партийно-чиновничьей системе, одному Богу известно», — добавляет он. Рыжков отмечает, что Горбачев стал руководителем такого типа, несмотря на то, что с ранней юности шаг за шагом поднимался по ступенькам обычной комсомольско-партийной карьерной лестницы [567]. У него не было ни наклонностей, ни стремления заставлять подчиненных бояться себя, как учил Макиавелли, которому следовал Сталин [568]. Это не означает, что у Горбачева не было лидерских амбиций. Совсем наоборот. В разговоре с близким другом он замечал: «С самого детства мне нравилось быть лидером среди сверстников — я такой от природы. И так же было, когда я вступил в комсомол… и потом, когда вступил в партию — это было как бы одним из способов реализации моего собственного потенциала» [569].

Как уже отмечалось, в течение первых пяти из почти семи лет своего руководства Советским Союзом Горбачев был самым популярным политиком страны. В огромной степени этому способствовали его открытость, устранение страха войны (что было очень важно для страны, потерявшей двадцать семь миллионов жизней во Второй мировой войне) и его руководящая роль в появлении целой серии новых свобод, в том числе свободы слова, вероисповедания и выборов с возможностью реального выбора. Особенно важную роль играла его готовность изменять свое мнение перед лицом новых фактов или убедительной аргументации (что выглядело слабостью в глазах одних и служило свидетельством силы для других). Многие такие изменения были поразительно очевидны. Другие перемены в мировоззрении Горбачева были скрыты завесой устоявшейся терминологии. Некоторые из его радикальных критиков преуменьшают степень эволюции взглядов Горбачева, ухватываясь за его постоянную привязанность к словам «перестройка» и «социализм». Они упускают главное — то, что за первые пять лет его пребывания в Кремле смысл, вкладываемый Горбачевым в эти слова, изменился кардинальным образом. Сначала, в период, когда само слово «реформа» было табуированным, «перестройка» была эвфемизмом реформ советской системы. Постепенно это слово стало означать коренное преобразование советской системы, к которому стремился Горбачев — ее трансформации в систему демократического плюрализма, основанную на верховенстве закона, а не на руководящей роли партии. Что же касается социализма, то Горбачев прошел путь от коммуниста-реформатора в 1985 году до социалиста социал-демократического толка в конце того же десятилетия — а это качественное изменение [570].

Особенностью лидерства Горбачева было то, что он старался убеждать, а это, по словам Сагдеева, было «признаком огромного прогресса в политической культуре страны».

К весне 1990 года советский строй уже не был коммунистическим, а характеризовался плюрализмом, рождением гражданского общества, развитием законности вместо произвола и быстрым продвижением демократизации. Говоря коротко, политическая система была преобразована. В первые четыре года перестройки это была в большой степени «революция сверху», зависевшая от способности Горбачева успокаивать сторонников жесткого курса в условиях радикализации политической повестки, дабы избежать внутреннего переворота, который мог бы резко перевести стрелки часов назад. Здесь просматривается параллель с Суаресом. Как и ему, Горбачеву удалось отодвинуть «переворот ястребов» до того момента (в его случае — до августа 1991 года), когда в стране уже существовали институты и достаточное количество активных граждан, способных оказать ему сопротивление. Особую важность имел тот факт, что всего за два месяца до этого на всеобщих конкурентных выборах президентом РСФСР (в отличие от СССР) был избран Борис Ельцин, получивший демократическую легитимность для противостояния путчистам в то время, когда Горбачев с семьей находился под домашним арестом на своей даче в Крыму [571].

Играя главную роль в преображении советской внешней политики, Горбачев был также ключевой фигурой изменений, происходивших на международной арене. «Холодная война» началась с захвата Восточной Европы Советским Союзом. Закончилась она, когда страны Центральной и Восточной Европы одна за другой стали независимыми и некоммунистическими при совершенно спокойном отношении Горбачева к такой развязке. В том, что касается экономики, в течение 1990–1991 годов Горбачев в принципе согласился с рыночной моделью, но социал-демократического типа. В 1988 году были разрешены кооперативы, многие из которых мгновенно превратились в слегка замаскированные частные предприятия. Тем не менее понимание рынка как главного регулятора экономики пришло к Горбачеву намного позже, чем понимание необходимости демократии. Кроме того, в рыночных преобразованиях он столкнулся с мощным сопротивлением бюрократии. В результате к моменту распада Советского Союза экономика находилась в состоянии неопределенности — она была уже не командно-административной, но еще не рыночной.

Некоторые считают Горбачева «слабым» лидером или даже неудачником, поскольку Советский Союз, который он возглавлял, перестал существовать в конце 1991 года. Это государство могло бы продержаться еще много лет, не вступи он на путь либерализации и демократизации советской системы и преобразования советской внешней политики. Значение внешнеполитического фактора выразилось в том, что обретение независимости восточноевропейскими странами в 1989 году вдохновило наименее лояльные советские национальности — в первую очередь эстонцев, латвийцев и литовцев — перейти от пожеланий большей автономии в рамках государства к требованиям полной независимости. Горбачев сознательно стремился к демонтажу советской системы , но хотел предотвратить распад советского государства. Однако он был не готов к систематическому применению силы, которое понадобилось бы для подавления движений за независимость после появления надежд на нее. До того как его политический курс породил веру в возможность независимости национальных республик СССР, статус кво изначально поддерживался старой системой поощрений и суровых наказаний. Горбачев старался сохранить Союз: процесс переговоров, убеждения и компромиссов в конечном итоге привел к формату даже не обновленного СССР (Союза Советских Социалистических Республик), а некоего ССГ — Союза Суверенных Государств. Для многих партийных и государственных чиновников, военачальников и КГБ это было уже чересчур. Они обвиняли Горбачева в примиренчестве по отношению к радикалам и националистам и нежелании использовать имеющиеся в его распоряжении средства принуждения для сохранения целостности Советского Союза [572].