Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Несколько более подходящим кандидатом на рассмотрение в качестве преобразующего лидера является Лех Валенса. В 1970-х он стал лидером рабочих польских судостроительных верфей, а в 1980–1981 гг. был вдохновенным и политически дальновидным руководителем массового рабочего движения «Солидарность», потрясшего основы польского партийно-государственного строя. С лета 1980-го по декабрь 1981-го в Польше де-факто существовали плюрализм и динамично развивающееся гражданское общество, наиболее заметную роль в котором играли «Солидарность» и католическая церковь; к обеим из них относились миллионы людей. Если бы польским властям не удалось ввести военное положение в декабре 1981 года, результатом которого стал арест Валенсы и других ведущих деятелей «Солидарности» и превращение этой организации в тень былого, то Валенса, безусловно, мог бы стать преобразующим лидером. Однако переход Польши к демократии состоялся не в начале 1980-х (тогда коммунистический строй был восстановлен), а в конце этого десятилетия, когда решающее значение имели уже внешние факторы. Легализация «Солидарности» в 1989 году и ее впечатляющая победа на всеобщих выборах были обусловлены реакцией руководства польских коммунистов на перемены в Москве, порожденный этими переменами рост ожиданий польского общества и приближающийся конец «холодной войны». Некоторое время Валенса оставался в центре внимания поляков (а в 1990 году был избран президентом страны, после чего его популярность пошла на убыль), но и без него Польша очень быстро стала бы некоммунистической и независимой. Для этого полякам было нужно только поверить в то, что, если они сметут своих собственных коммунистических правителей, за этим не последует советская военная интервенция [618].

То же справедливо и в отношении Вацлава Гавела и «Бархатной революции» в Чехословакии в конце 1989 года. Гавел был лидером с высочайшим моральным авторитетом: известный писатель, сознательно вставший на путь притеснений и регулярных тюремных отсидок вместо следования правилам консервативного коммунистического режима, навязанного стране после подавления советскими танками Пражской весны 1968 года. Однако в период между 1969 и 1988 годами подавляющее большинство населения Чехословакии выбрало для себя спокойную жизнь. Удостоившись сомнительной чести стать последней страной, пережившей советскую агрессию (призванную восстановить коммунистическую догму и утвержденных Москвой руководителей), жители страны были исключительно осторожны во всем, что могло быть чревато повторной интервенцией. До агрессии августа 1968 года коммунисты в Чехословакии были меньшинством, но это меньшинство было значительно большей численности, чем аналогичное в Польше. После вторжения и в Чехии, и в Словакии стало намного меньше тех, кто верил в коммунизм. Люди просто ушли с головой в частную жизнь. Не было никаких причин сомневаться в том, что Чехословакия станет некоммунистической практически сразу же после того, как станет понятно, что это не приведет к появлению иностранных солдат на улицах Праги и Братиславы. Стране повезло с Гавелом — не будучи прирожденным политиком, этот человек обладал моральным авторитетом, к которому можно было воззвать, когда для этого наступит время. Он был впечатляющим лидером, готовым не только красноречиво выражать свои мысли, но и пожинать плоды их распространения. Однако его нельзя отнести к числу преобразующих лидеров, поскольку и в его отсутствие чехи и словаки все равно совершили бы мгновенный переход к демократии, увидев, как в этом же направлении спокойно движутся поляки и венгры, и даже восточным немцам сходят с рук массовые демонстрации против их непопулярного режима.

Преобразующими лидерами становятся не только в силу выдающихся личных качеств, поскольку таковыми обладал и Гавел, например, а очень многие из вдохновляющих лидеров никогда не занимали никаких государственных должностей. Из пяти преобразующих лидеров, рассмотренных в этой главе, Суарес обладал наименее незаурядными свойствами характера, а самым поразительным человеком и с точки зрения перенесенных страданий, и с точки зрения великодушия, проявленного после победы, был Мандела. В достоинстве и личном обаянии с ним мог бы соперничать лишь де Голль. Горбачев и Дэн Сяопин круто изменили жизнь самого большого числа людей. В одном случае это произошло благодаря содействию демократизации половины европейских стран, а в другом — благодаря повышению уровня жизни еще большего числа людей путем экономических преобразований в самой населенной стране мира. Всех их объединяет то, что время, место и обстоятельства поставили политиков в ситуацию, когда они смогли использовать свой единственный шанс внести решающий вклад в изменение системы.

Системные изменения производят не только преобразующие лидеры. Они бывают и делом рук революционных лидеров при условии, что революция проходит успешно. Однако революционных лидеров, которым не удалось низложить действующую власть, значительно больше, чем тех, у которых это получилось. В условиях авторитарного режима неудача руководителя революции означает его казнь или в лучшем случае тюремное заключение. В устоявшихся демократиях революционеры терпели неудачу всегда. К счастью для них, руководство или принадлежность к революционному движению обычно влекли за собой всего лишь маргинализацию, если, конечно, они в своих действиях не доходили до применения насильственных методов. Неудачи революционных лидеров и партий в условиях демократии объясняются просто. Власти несут ответственность за свои решения перед наделенными законными правами гражданами. Это серьезно побуждает власти обращать внимание на мнения и интересы людей, а не доводить их возмущение до точки кипения. Самое важное — свободные и честные выборы, наличие которых означает возможность смены власти и сохранения надежды на значительные политические сдвиги и отсутствие необходимости в вооруженных восстаниях или резких системных изменениях. Как заметил чешский писатель Людвик Вацулик в своей речи, произнесенной в 1967 году в Праге и сильно разгневавшей коммунистическое начальство, принципы и нормы демократии являются «изобретением человечества, существенно затрудняющим работу руководителей». Для руководимых (то есть для граждан страны) они являются очевидным благом, поскольку обеспечивают подотчетность власти. При этом Вацулик отмечал их пользу и для власть имущих, поскольку демократическая законность «спасает от расстрела» министров павших правительств [619].