Альбер Шамдор - Саладин, благородный герой ислама

Рассказ одного пилигрима, присутствовавшего при этой памятной битве, полностью подтверждает то, что мы только что рассказали о дне Хаттина, ставшего самым большим триумфом Саладина. Но нам кажется полезным воспроизвести его: «Армия покинула лагерь Сефории утром 3 июля. Граф Триполи ехал во главе своих войск, справа и слева от армии находилось несколько отрядов, возглавляемых баронами и сеньорами Святой Земли, отборные войска несли в центре Крест Господень. Христиане, двигаясь прямо к Тивериаде, достигли одной деревни, расположенной в трех милях от города. Там они встретились с сарацинами и начали страдать от жажды и жары. Так как для того чтобы выйти к Галилейскому морю им нужно было преодолеть узкое ущелье и местность, покрытую скалами, триполийский граф попросил короля поторопиться и пересечь эту деревню без оста новки, чтобы как можно быстрее добраться до берегов озера. Лузиньян ответил, что готов следовать за графом Однако турки вдруг так рьяно атаковали армию с тыла, что тамплиеры и госпитальеры дрогнули. Тогда король, не смея больше двигаться и не зная, что делать, приказал разбить лагерь. Одновременно слышали, как он восклик нул: «Увы, для нас все кончено: мы завтра умрем, и королевство погибнет!» Ему повиновались без всякой надежды. Какую ночь предстояло провести армии в этом месте! Турки в большом количестве собрались вокруг Божьего народа и подожгли равнину. Христиане всю ночь страдали от огня и дыма, от множества обрушивавшихся на них стрел, от голода и жажды. На следующий день, как только взошло солнце, султан покинул Тивериаду и отправился терзать франков. Войско креста готовилось пересечь ущелье и крутые возвышенности, которые отделяли их от Галилейского моря, потому что, как они говорили: «Там мы найдем воду и сможем свободно рубить своими мечами». Авангард графа Раймонда уже направлялся к холму, когда турки начали его окружать. Пешие воины должны были защищать рыцарей от вражеских лучников, а рыцари должны были, в свою очередь, защищать пеших. Но тогда об этом правиле взаимопомощи забыли. При приближении сарацинов христианская пехота перестроилась в клин и стала взбираться на вершину холма, бросив конницу на произвол судьбы. Король, епископы и крупные феодалы, видя, что пехотинцы уходят, приказали им вернуться и защищать Крест Господень. «Мы не можем вернуться, — ответили они, — потому что изнываем от жажды и у нас нет больше сил, чтобы сражаться». Им отправили новое послание, и они снова отказались вернуться. Братья тамплиеры и госпитальеры бились изо всех сил, не имея другого преимущества перед сеявшим повсюду смерть врагом, численность которого возрастала с каждым часом. Измотанные тьмой сарацинов, они попросили короля о помощи, говоря, что не могут больше в одиночку выдерживать всю тяжесть битвы. Король, видя, что его пехотинцы не хотят возвращаться и что он сам остается беззащитным перед турецкими лучниками, предался воле Господней и снова приказал разбить лагерь, чтобы остановить, если это возможно, стремительные атаки врага. Приведенные в замешательство и перемешанные друг с другом отряды собрались вокруг креста. Когда триполийский граф заметил, что король, тамплиеры, госпитальеры и вся христианская армия превратились в хаотичную толпу, когда он увидел, что множество варваров подходят со всех сторон и он оказывается оттесненным от других войск, он прорубил дорогу сквозь вражеские ряды и ушел со своим авангардом. Сарацины тысячами стекались отовсюду и убивали христиан. Епископ Акра, несший крест Спасителя, получил смертельное ранение и передал реликвию епископу Лиды. Тогда пехотинцы, которые укрылись на холме, устремились на сарацинов и были убиты или попали в плен. Бальян Наблуский и те, кто сумели избежать смерти, прошли по мосту из трупов. Вся тюркская армия кинулась к тому месту, где находился Крест Господень и король Иерусалима. О том, что произошло в конце этого дня, невозможно рассказывать без слез».

Саладин, особенно ненавидевший тамплиеров и госпитальеров (он помнил, что великий магистр ордена тамплиеров Арнауд де Тороха был одним из виновников последнего крестового похода), приказал вечером после Хаттинской битвы, обезглавить двести тридцать человек из них, после того как предложил им отречься от своей веры. Все те, кто пытался сбежать после последних схваток, были пойманы. Один мусульманский воин сумел привести тридцать связанных веревкой пленников. Крест Господень был захвачен племянником Саладина Таки ад-Дином. «Вот так, — пишет латинский историк той эпохи, — крест нашего Спасителя был потерян в местах, которые Христос любил посещать, на том холме, где он избрал своих апостолов». Когда Таки ад-Дин Омар показал драгоценную реликвию Саладину, тот сказал ему: «Судя по горю христиан, это древо — вовсе не скромный плод нашей победы». С наступлением ночи, пока мамлюки рубили саблями оставшихся беглецов, резня христиан продолжалась. В окружении султана нашлась группа добровольцев, людей набожных и суровых, благочестивых суфиев, правоведов, ученых, осведомленных во всех областях знания, и каждый из них, попросив разрешения казнить одного пленника, обнажил свою саблю и засучил рукава. Одни приканчивали пленников одним ударом, другие были настоящими мясниками убивали медленно. Неловкость и жестокость некоторых воинов была такова, что Саладину пришлось, как говорят, прекратить эту резню. Султан велел поставить свою палатку в центре поля битвы и приказал привести знатных пленников. Среди них был Ги де Лузиньян, сеньоры Джебайла, Ботрона, Мараклеи, Жерар де Ридфор, Онфруа IV Торонский, старый маркграф Вильгельм III Монферратский, коннетабль Амори де Лузиньян, сын Раймонда Триполийского. Саладин пригласил их в свою палатку, над которой реяло черное знамя с вышитой золотыми нитями надписью: «Саладин, Царь Царей, победитель победителей, так же как, и все, — раб смерти». Он с почтением принял несчастного иерусалимского короля, усадил его справа от себя и начал беседу. Он приказал принести ему охлажденный шербет и сладкую воду. Сделав несколько глотков, Ги де Лузиньян протянул кубок Рено де Шатильону. Тогда Саладин, обратившись к переводчику, сказал: «Передайте королю, что это он, а не я, дает пить этому человеку» [11], — и, повернувшись к Рено де Шатильону, он, не стесняясь в выражениях, упрекнул его в том, что тот неоднократно нарушал из-за своей алчности заключенное перемирие. «Небо мстит за преступления, — бросил он ему в лицо, — теперь ты находишься в моей власти. Вспомни о своих предательствах, жестокостях, которым ты подвергал мусульман в период мира, вспомни, несчастный сир, о грабежах и насилии, которые ты совершил, о произнесенных тобою речах, оскорблявших нашего Пророка, — да проклянет тебя Аллах! — вспомни в твой последний час о своих кощунственных походах против святых городов Мекки и Медины. Будет справедливо наказать тебя за твои преступления и исполнить мою клятву. Я поклялся, что ты примешь смерть от моей руки». Обнажив свой меч, он ударил Рено де Шатильона и разрубил ему плечо. Несколько офицеров, присутствовавших при этой сцене, добили раненого у ног трепетавшего от ужаса иерусалимского короля. Затем тело казненного вынесли наружу. Тогда, обращаясь к Ги де Лузиньяну, который спрашивал себя, не ждет ли его такая же участь, Саладин сказал: «Король не убивает короля. Но этот человек перешел границы дерзости и вероломства. Вот почему я так с ним обошелся».