Альбер Шамдор - Саладин, благородный герой ислама

Герцог Фридрих Швабский, вскоре прибывший с остатками своей армии, то есть с семью тысячами воинов из ста тысяч, покинувших Регенсбург, поначалу повел себя спесиво. Он упрекнул осаждавших Акру баронов в бездеятельности и слабоволии и, горя желанием сразиться, атаковал мамлюков, которых Саладин разместил на близлежащих холмах. Эта стычка не принесла ему успеха.

Все понимали, что осада Акры слишком затянулась. Голод и эпидемии, особенно опасные в субтропическом климате, истощили христианскую армию. Ослаб моральный дух. Военачальники больше не пытались поддержать боевой настрой своих воинов с помощью небольших столкновений, во время которых те в основном думали о продовольствии, которое они смогут найти во вражеском войске, чем о красивой смерти, которая распахнет перед ними врата рая. Понимая, что ситуация должна разрешиться до наступления сезона дождей, высшая франкская знать решила прорвать окружение и попытаться любой ценой раздобыть провизию вблизи Хайфы. Удобный случай подвернулся тогда, когда они узнали, что Саладина настигла лихорадка, он заболел и вынужден был оставаться в своей палатке. На рассвете 13 ноября 1190 года христианская армия начала наступление, воины так близко стояли друг к другу, что образовывали плотную стену, из которой торчали копья и стрелы. В центре армии на повозке крестоносцы везли огромное знамя. Христиане двигались вдоль Белуса. Саладин, не имея сил ехать верхом, приказал отнести себя на носилках на Телль-Каррубу, откуда он мог наблюдать за действиями врага и руководить своими войсками согласно обстоятельствам. «Христианская армия двинулась с севера на юг, из окрестностей Телль-Айадии в Давук — Казаль де Док — и из Давука в Телль-Кердану — и в верховье Нахр ан-Намейн, которое было не чем иным, как небольшим болотом, называемым Бассе ал-Кердана, или Palus Cendiva, к востоку от Кердана». Стало быть, именно в Рас ал-Ма, современной Айун ал-Басс, в шести милях к югу от Акра, произошло страшное столкновение. Даже после трех дней яростной битвы христиане не смогли прорвать вражеские ряды. Саладин, который не мог стоять на ногах по причине крайней слабости, плакал от горя, пишет Баха ад-Дин, оттого что он не может находиться в центре своей армии, чтобы разделить с ней все тяготы боя. Он приказал своим сыновьям, которые находились возле него, принять участие в битве, ибо, сказал он им, «их долг подать мусульманам пример, который он подал бы им сам, если бы не был болен», и добавил, что его дети «должны всегда помнить, что их место там, где более всего опасно». Ни одна из сторон не смогла добиться решающего преимущества, тем не менее франки были побеждены, поскольку они повернули обратно, после того как вступили в новую смертоубийственную схватку возле Пон д’Ок. Впрочем, они не были уничтожены, что показывает, что мусульмане были так же, как и они, бессильны решительно переломить в свою пользу исход сражения. На поле битвы осталось столько убитых христиан и мусульман, что трупный запах еще очень долго стоял в его окрестностях. Саладин был раздосадован тем, что ему не удалось победить в течение этих трех дней, и процитировал строки из Корана: «Убейте меня и Малика, убейте Малика со мной». Арабские историки, рисуя лестный портрет Саладина и желая показать величие его души, рассказывают, что много дней подряд после этой битвы ему представляли пленников благородного происхождения. Среди них был один старик. Саладин спросил у него, из какой он страны. «Моя родина, — ответил ему этот старец, — так далеко, что тебе понадобилось бы много месяцев, чтобы добраться туда. — И почему в твои лета ты отправился так далеко, чтобы воевать со мной? — спросил султан. — Я затеял это долгое путешествие, — объяснил старик, — только чтобы иметь счастье посетить Святую Землю, прежде чем я умру. — Прекрасно! Совершайте ваше паломничество, — сказал султан, — вы свободны, закончите свои дни в кругу своей семьи и расскажите своим детям о моем добром к вам отношении». Он приказал одарить его подарками и дать лошадь, на которой тот вернулся в христианский лагерь. Саладин не менее участливо обошелся и с другими пленниками, среди которых были командующий и казначей французского отряда, он даже разместил их в соседней палатке и разговаривал с ними, как будто они были его гостями, собирающимися отправиться в Дамаск. Один из его юных сыновей попросил у него позволения отрубить голову нескольким плененным христианам, думая таким образом стать достойным своей веры, но Саладин ответил ему: «Богу не угодно, чтобы я соглашался на такую бесполезную жестокость. Я не хочу, чтобы мои дети привыкли без труда проливать человеческую кровь, цену которой они не знают и даже еще не понимают разницы между мусульманином и неверным». А одному из своих солдат, вырвавшему однажды из рук матери трехмесячного младенца, он приказал разыскать этого ребенка и вернуть его матери.

Эмиры Саладина, как мы уже сказали, начали уставать от долгой войны. Солдаты, которых они привели с собой, жаловались на то, что военные действия под Акрой приносят им мало материальной выгоды. Нанятый на шесть месяцев добровольческий контингент, набранный на базарах, среди кочевых племен месопотамских степей, большей частью представлял собой разношерстную и неуравновешенную толпу. Что же касается командиров, которые ими командовали и обкрадывали их, то им нужно было жалование, равное доходам чиновников халифа, самая лучшая часть добычи после набега, слуги и женщины. Вот почему эти войска не могли долго выносить позиционную войну и бесконечную осаду. «Воины, которых нам посылают, — пишет один арабский поэт, — прибывают в гораздо меньшем количестве, чем должны были бы. Тоска сдавливает их грудь на этой войне, едва приехав, они уже хотят вернуться. Такая слабость вселяет в наших противников новое мужество. Враги нашего Господа каждый день придумывают какую-нибудь новую хитрость: то они атакуют нас с помощью башен, то с помощью камней, то таранами. Иногда они подкапывают стены, в другой раз они пробираются тайными тропами или пытаются засыпать наши рвы». С каждым днем Саладину все труднее становилось удержать в своем войске месопотамских союзников. Против его власти замышлялся тайный заговор, подпитываемый раздорами между кланами. Ведь Саладин был в их глазах только выскочкой, вынужденным опираться на них и на их войска, чтобы иметь возможность продолжить войну. В отличие от крестоносцев, которым приходилось оставаться там, несмотря на общее уныние, эмиры могли вернуться со своими войсками в родные земли и оставить Саладина одного перед лицом врага. Они не поддерживали идею создания арабской империи. Их далекие владения за Евфратом удовлетворяли все их потребности. Один из них, Муазз ад-Дин, правитель Синджара, сын Сайф ад-Дина Гази, внук Зенги, попросил разрешения уехать. Саладин отказал, сославшись на то, что это дезертирство ослабит армию. «В такой момент, как сейчас, — ответил он ему, — мой долг собрать как можно больше воинов и не отпускать их». Он даже запретил ему появляться в своей палатке. Рассерженный Муазз ад-Дин приказал своим людям свернуть шатры и следовать за ним в Тивериаду, где его догнал гонец от Саладина со следующим посланием: «Я никогда не искал вашей дружбы. Это вы просили моего покровительства, когда опасались потерять ваше государство и даже жизнь. Я помог вам справиться с вашими врагами и восставшими подданными. С тех пор вы не переставая навязывали своему народу жестокие законы, всячески притесняли его, учиняли над ним расправы и грабежи. Я несколько раз, впрочем, безуспешно, просил вас изменить ваше поведение. Наконец я потребовал, чтобы вы приняли участие в священной войне, и всем известно, какие войска вы привели. Но едва вы прибыли, как тут же выразили желание уехать. Вы были так же бесполезны для ислама, как безвредны для наших врагов. Вы отличились только своим безразличием и недовольным ропотом. Значит, ищите себе другого суверена, который будет защищать вас от тех, кто завоюет ваши земли, ибо я заявляю вам, что отныне я отказываюсь от всякого союза с вами». Испугался ли Муазз ад-Дин? Саладин был могуществен, и, возможно, Муазз подумал, что еще не настал тот момент, когда он мог бы открыто восстать против бывшего атабега Нур ад-Дина. К тому же выговор ему сделал и Ал-Малик ал-Мозаффер Таки ад-Дин, некстати повстречавшийся ему вместе с группой сторонников на холме Акаба Фик. Муазз ад-Дин пообещал ему помириться с тем, чей лагерь он покинул перед лицом врага. Саладин, заставив замолчать свою гордость, ибо он нуждался в людях, даже в людях, «безвредных для врага», согласился забыть о том, что произошло. Возможно, он вспомнил, что этот неверный союзник, которого он не уважал, все же разбил близ Хамы государя Антиохии. Посольства и подарки поставили точку в этой истории. Однако этот прискорбный случай неподчинения принес свои плоды. В свою очередь эмир Имад ад-Дин подал владыке Египта докладную записку, в которой прямо изложил свои претензии и жалобы своих солдат, которые вообразили, будто бы война — это летний вид спорта. На полях этого «рапорта» Саладин написал: «Я бы хотел знать, какую выгоду вы получите, потеряв поддержку такого человека, как я». Аргумент был убедительным, поэтому Имад ад-Дин предпочел не навлекать на себя гнев своего господина.