Джон Барри - Испанка. История самой смертоносной пандемии

Но, по ужасному совпадению, это осложнение гриппа в одном случае стало поистине судьбоносным.

В январе 1919 г. во Франции умер конгрессмен от штата Канзас Уильям Борланд — уже третий конгрессмен, убитый вирусом. В том же месяце — и тоже в Париже — повторно заболел гриппом Эдвард Хауз по прозвищу Полковник, ближайшее доверенное лицо Вильсона.

Впервые Хауз подхватил испанку еще в марте 1918 г., во время первой волны эпидемии. Он дисциплинированно просидел дома две недели и отправился в Белый дом, но в Вашингтоне у него случился рецидив, уложивший его в постель еще на три недели. Несмотря на то, что грипп, перенесенный в весеннюю волну, часто обеспечивал иммунитет, после перемирия Хауз заболел еще раз. В то время он был в Европе и 30 ноября в первый раз встал с постели, чтобы встретиться с французским премьером Жоржем Клемансо. Встреча продолжалась 15 минут. После этой встречи Хауз вспоминал: «Сегодня, впервые за неделю, я лично приступил к выполнению своих официальных обязанностей. Я десять дней проболел гриппом и чувствовал себя более чем скверно… Столько людей умерло с тех пор, как грипп начал свое шествие по миру… Многие мои сотрудники умерли, в том числе бедный Уиллард Стрейт» [840] Дневники, семейный архив, 30 ноября 1918 г., цит. по: Pettit, Cruel Wind , 186. .

И вот теперь, в январе 1919 г., болезнь поразила его в третий раз. Он болел так тяжело, что некоторые газеты поспешили сообщить о его смерти. Хауз язвительно называл эти некрологи «чересчур великодушными» [841] New York Telegram, Jan. 14, 1919, там же. . Но досталось ему крепко: спустя месяц с лишним после выздоровления он записал в дневнике: «Когда в январе я заболел, то потерял способность следить за делами и пока не уверен, что она ко мне вернулась» [842] Цит. по: Arthur Walworth, Woodrow Wilson, v. 2 (1965), 279. .

А важных дел, за которыми стоило следить, в Париже начала 1919 г. хватало.

Представители стран-победительниц, представители слабых стран, представители стран, которых еще не существовало (пока это были просто обломки поверженных стран), — все они собрались здесь, чтобы выработать условия мира. Несколько тысяч человек из десятков стран пытались обойти острые углы и прийти к согласию. Германия не имела права голоса. Державы-победительницы просто диктовали ей свою волю. Среди всего этого скопища, этого поистине вавилонского столпотворения повестку дня определял Совет десяти — представители наиболее могущественных держав. Но даже в этом узком кругу была своего рода «большая четверка» — Совет четырех: Соединенные Штаты, Франция, Британия и Италия. Но на деле все решали три страны из четырех — и, следовательно, все решения принимали, строго говоря, три человека.

Французский премьер-министр Жорж Клемансо по прозвищу Тигр вел переговоры с пулей в плече — 19 февраля, во время мирной конференции, на него было совершено покушение. Премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж был вынужден решать внутренние политические проблемы: «смазанный маслом мраморный шарик на стеклянном столе» [843] Выражение Таскера Блисса, приведенное в источнике Bernard Baruch, Baruch: The Public Years (1960), 119. Цит. по: Crosby, America's Forgotten Pandemic, 186. — так называл его положение один из членов американской делегации. Кроме них, в эту тройку входил Вильсон, который прибыл в Париж как самая популярная в мире политическая фигура.

Заседания, встречи и консультации тянулись неделями, месяцами. Референты передавали туда-сюда десятки тысяч страниц черновиков, проектов, меморандумов. Но Вильсон, Клемансо и Ллойд Джордж не интересовались этими тоннами бумаг. Они не просто утверждали то, что готовили министры иностранных дел и члены их делегаций, они не просто принимали решения по поводу представленных им вариантов. Они сами активно вели переговоры. Они торговались и уговаривали, они просили и настаивали, они отвергали.

Очень часто в комнате переговоров было всего пять-шесть человек, включая переводчиков. Клемансо и Ллойд Джордж часто брали с собой соратников, а Вильсон всегда представлял Соединенные Штаты один — без государственного секретаря, даже без Хауза (впрочем, к этому времени Вильсон практически отстранил его от дел, так как перестал доверять). Обсуждения, прерываемые только кратковременными отъездами Вильсона в Соединенные Штаты, тянулись бесконечно долго. Но в этих обсуждениях решалось будущее мира.

В октябре, на пике эпидемии, в Париже умерли от гриппа или пневмонии 4574 человека. Болезнь, собственно, и не уходила из города. В феврале 1919 г. число смертей в Париже возросло до 2676 — это было больше половины октябрьского, пикового количества. Дочь Вильсона Маргарет заболела гриппом в феврале. Она соблюдала постельный режим в Брюсселе, в здании американской дипломатической миссии. В марте умерли еще 1517 парижан [844] From Great Britain Ministry of Health, «Report on the Pandemic of Influenza» (1920), 228, цит. по: Crosby, America's Forgotten Pandemic, 181. , и The Journal of the American Medical Association сообщил: «Снова вспыхнула эпидемия гриппа, которая, казалось, угасла, и это внушает тревогу… Эпидемия разрастается, причем не только в Париже, но и в нескольких департаментах Франции» [845] «Paris Letter», March 2, 1919, JAMA 72, no. 14 (April 5, 1919), 1015. .

В том месяце переболели гриппом жена Вильсона, секретарь жены, управляющий персоналом Белого дома Ирвин Гувер и Кэри Грейсон, личный врач Вильсона и единственный человек, которому Вильсон по-настоящему доверял. Похоже, грипп перенесли Клемансо и Ллойд Джордж, хотя и в легкой форме.

А между тем совместные совещания, в которых участвовали Вильсон, Ллойд Джордж и Клемансо, зачастую проходили весьма жестко. В конце марта Вильсон сказал жене: «Слава богу, я еще могу драться, и я выиграю».

29 марта Вильсон рассказывал: «Мсье Клемансо обвинил меня в поддержке Германии и вышел из кабинета».

Вильсон продолжал драться и настаивал: «Единственный принцип, который я признаю, — это принцип согласия тех, кем я управляю». 2 апреля, когда окончились дневные переговоры, он назвал Клемансо «чертовым французом» — в устах Вильсона, человека глубоко религиозного, это было грубейшей руганью. Он заметил своему пресс-секретарю Рэю Стэннарду Бейкеру: «Мы должны строить новый порядок согласно установленным и принятым принципам — или вообще ничего не строить» [846] Walworth, Woodrow Wilson, v. 2, 294. .

На следующий день, 3 апреля, Вильсон еще в три часа дня, если верить Кэри Грейсону, пребывал в добром здравии. Затем, в шесть часов вечера, Грейсон увидел, что у Вильсона неожиданно «начался приступ кашля, настолько сильного и неудержимого, что было невозможно дышать».

Приступ случился так внезапно, что выглядел как отравление, и Грейсон поначалу заподозрил покушение. Однако вскоре стало ясно, что все намного проще, хотя и этот диагноз не слишком обнадеживал.