Джон Барри - Испанка. История самой смертоносной пандемии

В 1918 г. вирус действительно заразил человека подобным образом. Уже после выхода первого издания этой книги ученые нашли ряд доказательств (впрочем, вопрос до сих пор остается спорным), что семь из восьми сегментов вируса 1918 г. имеют птичье происхождение, и, вероятно, этот вирус передался людям после реассортации с другим вирусом [1015] Michael Worobey, Guan-Zhu Han, and Andrew Rambaut, «Genesis and Pathogenesis of the 1918 Pandemic H1N1 Influenza A Virus», Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America 111, no. 22 (June 3, 2014): 8107–12. . Произошло смешение их генов, и гемагглютинин получившегося гибридного вируса научился связываться с клетками человеческого организма, инфицируя их. И даже у восьмого сегмента обнаружились птичьи «корни». Реассортация произошла, по всей видимости, когда птичий вирус заразил кого-то из млекопитающих (человека, лошадь, свинью…), одновременно зараженного другим вирусом гриппа, несущим нужный ген.

В 1918 г. население земного шара составляло 1,8 миллиарда человек, а пандемия убила 50–100 миллионов человек. По самым скромным оценкам, число людей, инфицированных вирусом, составило 35 миллионов человек. На 2018 г. население мира составляет 7,6 миллиарда человек. Случись пандемия испанки в наши дни, она унесла бы жизни 150–425 миллионов человек.

Да, если бы сегодня вирус вызвал такую же пандемию, как в 1918 г., современная медицина, вероятно, сумела бы предотвратить большую часть этих смертей — антибиотики спасли бы многих и многих от вторичных бактериальных инфекций (при условии, что антибиотики достались бы всем больным, а это довольно смелое допущение). Но в любом случае количество жертв исчислялось бы десятками миллионов. Тяжелая пандемия гриппа обрушилась бы на человечество подобно цунами: пациенты, наводнившие отделения интенсивной терапии, болеющие врачи и медсестры… словом, система здравоохранения оказалась бы на грани катастрофы — а то и за гранью.

Больницы, как и любые другие учреждения, полагаются на «оптимизацию» — повышение эффективности за счет сокращения расходов. Это означает, что лишних коек попросту нет: в американских больницах куда меньше мест, чем несколько десятилетий назад. И действительно: во время эпидемии обычного сезонного гриппа доля задействованных аппаратов ИВЛ возрастает почти до 100 %. Значит, во время пандемии большинство людей, нуждающихся в искусственной поддержке дыхания, скорее всего, не получат помощи. (Во время рекламной кампании этой книги я и сам наблюдал, как грипп способен измотать систему здравоохранения. Так, в Канзас-Сити из-за вспышки обычного сезонного гриппа в восьми больницах закрылись кабинеты неотложной помощи — и это лишь небольшой пример давления, которое оказала бы настоящая пандемия.) Есть и другие потенциальные проблемы: например, конкретная бактерия — источник вторичной бактериальной инфекции — может оказаться устойчивой к антибиотикам; кроме того, может возникнуть нехватка таких, казалось бы, элементарных вещей, как иглы для подкожных инъекций или капельницы для внутривенных вливаний (острая нехватка капельниц даже в наши дни может стать серьезной проблемой). Все это могло бы легко поставить под сомнение многие достижения современной медицины — более продвинутой по сравнению с 1918 г.

Не стоит забывать, что эпидемия будет означать катастрофу для экономики. Если заболеют все, от авиадиспетчеров до водителей грузовиков, то без своевременного вмешательства рухнут системы управления запасами, из-за простаивания линий по производству комплектующих развалятся цепочки поставок, школы и детские сады могут закрыться на несколько недель, а проблемы с интернетом из-за перегруженности ограничат возможность работать на дому.

С появлением вируса H5N1 руководители крупных компаний и высшие государственные чиновники стали опасаться именно такого сценария. Предприниматели начали модифицировать цепочки поставок и разрабатывать планы бесперебойной работы, власти развитых стран — вкладывать деньги в обеспечение готовности к пандемии (в том числе в проведение фундаментальных исследований, производство вакцин и создание запасов медикаментов). Кроме того, поскольку производство и распространение вакцины заняло бы в лучшем случае месяцы, а противовирусные препараты не слишком эффективны, власти обратились к чиновникам от здравоохранения с просьбой разработать стратегию по смягчению последствий пандемии с использованием нефармацевтических мер — то есть не связанных напрямую с лечением медикаментами. Эти меры по большей части были основаны на анализе пандемии испанки 1918 г., поэтому меня попросили поучаствовать в общем деле, которое объединило людей с самым разным опытом — историков, лабораторных исследователей, политологов, специалистов по здравоохранению, международным отношениям и математическому моделированию. Я несколько лет сотрудничал с Национальной академией наук, органами национальной безопасности, другими государственными и федеральными агентствами, аналитическими центрами и чиновниками в Белом доме — и при Буше, и при Обаме.

Стратегические умы готовились к урагану 5-й категории. Пандемия свиного гриппа H1N1 2009 г. не потянула даже на тропический шторм… и выбила у них почву из-под ног. Эта пандемия, самая безобидная в истории, преподнесла новые уроки — в том числе и такие, которые потребовали переосмыслить политику в отношении нефармацевтических мер общественного здравоохранения.

Пандемия 2009 г. убила, по разным оценкам, «всего» 150–575 тысяч человек, из них около 12 тысяч американцев. (Но если мы взглянем на пандемию 2009 г., исходя не только из количества смертей, но и из более верного индикатора здоровья населения — так называемых потерянных лет жизни, с точки зрения общего числа лет погибших, а не только смертей, то она покажется куда более тяжелой: средний возраст жертв составлял лишь 40 лет, а 80 % из них были моложе 65 лет — при сезонном гриппе на эту возрастную группу приходится лишь 10 % смертей.) Для сравнения: обычный сезонный грипп ежегодно убивает до 650 тысяч человек во всем мире, а в Соединенных Штатах — от 3 до 56 тысяч человек в год, что зависит главным образом от вирулентности вируса и (в меньшей степени) от эффективности текущей вакцины.

То, что произошло в 2009 г., — не повод для самоуспокоения. Весьма вероятно, что на протяжении всей истории было немало подобных вспышек, прошедших незамеченными: лишь современный эпидемиологический надзор и молекулярная биология позволили нам распознать вспышку 2009 г. как пандемию. Когда журналист The Washington Post спросил Тома Фридена, тогдашнего руководителя Центров по контролю и профилактике заболеваний, что его больше всего пугает и от чего он мог бы потерять сон, он ответил: «Самое серьезное беспокойство всегда связано с пандемией гриппа… Именно это — худший сценарий».