Кейн Айлин - Российский хадж. Империя и паломничество в Мекку [litres]

Предложение Игнатьева было, как кажется, спровоцировано не каким-либо единичным событием, а скорее серией событий и общим ощущением выхода ситуации из-под контроля. В 1870 году паломник-черкес по имени Цук Боренов пропал без вести в Аравии, предположительно погиб. Игнатьев расследовал это дело и попытался вернуть наследникам Боренова его имущество. В результате он обнаружил ужасающие подробности острого жилищного кризиса, поражающего Константинополь в сезон хаджа, и страданий российских мусульманских паломников в этом городе. В ответ на запрос семьи Боренова из Екатеринодара (его родного города к северу от Черного моря), присланный через местных русских чиновников и наместника в Тифлисе, Игнатьев отправил консульских агентов в константинопольские текке для расследования бореновского дела и розыска его имущества. Агенты вернулись с пустыми руками и пугающими рассказами о ветхих, грязных постоялых дворах, где жило большинство российских паломников 164 164 SSSA. Ф. 5. Оп. 1. Д. 1396. Л. 1. .

Случай Боренова не был исключением. К началу 1870-х годов Игнатьев был завален прошениями о расследовании и разрешении дел с участием паломников в османских владениях. Многие из этих прошений присылали русские чиновники на Кавказе в интересах мусульман, состоявших под их управлением, – чиновники просили Игнатьева расследовать, что произошло с родственниками этих мусульман, не вернувшимися из хаджа, и какова судьба их имущества. Дела о наследстве паломников, умерших в османских владениях, ранее велись османскими властями и традиционно были соблазнительным источником дохода для продажных чиновников. Но мусульмане – подданные России, многие из которых, будучи уроженцами Кавказа и Центральной Азии, стали подданными лишь недавно, все чаще обращались за разрешением своих дел к русским дипломатам несомненно рассчитывая, что те скорее добьются успеха. Это давало России шансы усилить влияние на хадж и побудить мусульман опираться в ходе паломничества на поддержку со стороны России и ее институтов, но также требовало серьезных усилий и затрат от посольства в Константинополе. В 1871 году Игнатьев писал в МИД, что одним из главных затруднений для него в наследственных делах наподобие бореновского было отсутствие постоянного консула в Джидде, где умирали многие российские паломники 165 165 Там же. .

Игнатьев также получал просьбы мусульман-паломников о финансовой помощи, поступавшие и из других частей Османской империи. Одно из таких прошений пришло в 1871 году из Суэца от шести мусульман с Кавказа, которые застряли там без копейки денег. Они апеллировали к «известной доброте» Игнатьева «безразлично к всем русским» и просили его как «защитника русских на Бусурманской земле» оплатить им дорогу из Суэца в Россию, чем явно выдавали свою интерпретацию российской дипломатической защиты как частично экономической привилегии. Это также было не единичным случаем, а проявлением широко распространенной и все более обременительной модели поведения. Игнатьев сообщил в МИД, что паломники становятся «тяжелым бременем для наших посольства и консульств на Востоке», вынужденных помогать им деньгами, невзирая на нехватку необходимых средств 166 166 ДАОО. Ф. 1. Оп. 174. Д. 7. Л. 48–48 об., 24 об. .

В начале 1871 года Игнатьев получил жалобу османского великого визиря о группе из 2 тысяч мусульман-паломников с Кавказа, явившихся в Константинополь по пути в Мекку. Османские власти задержали их и обнаружили, что те вооружены до зубов кинжалами, ножами, пистолетами и ружьями, которые собирались продать для возмещения дорожных расходов. У одного паломника власти нашли 300 ружей. Великий визирь указывал, что это угрожает безопасности Османской империи, и требовал, чтобы Игнатьев заставил русское правительство ужесточить пограничный контроль. Один этот эпизод открыл Игнатьеву, насколько легко российские мусульмане пересекают слабоохраняемые границы империи. Несомненно, у него усилилось ощущение, что поток паломников неуправляем, неостановим и неконтролируем 167 167 Там же. .

В довершение этих разнообразных проблем Игнатьев в 1871 году также столкнулся с острым кризисом из-за крупной вспышки холеры в Джидде. В связи с этой вспышкой пароходные компании прекратили обслуживать Аравию, и тысячи паломников, многие из которых были российскими подданными, застряли в Константинополе. Задержавшись на неопределенный срок в незнакомом городе безо всякой инфраструктуры поддержки, они стали легкими жертвами мошенников и быстро истратили все деньги. Они тоже начали обращаться за помощью к Игнатьеву и его генеральному консулу; те пришли запаниковали, когда поняли, что не смогут удовлетворить потребности такого числа паломников. Более того, Игнатьев вскоре обнаружил, что почти ни у кого из паломников, обратившихся в посольство и генеральное консульство, нет российских паспортов. Он предупредил МИД, что эти паломники, оставленные на произвол судьбы, оказались в «серьезной опасности» и их просьбы заслуживают особого внимания имперского правительства 168 168 Там же. . Есть все основания верить, что Игнатьев искренне выражал озабоченность гуманитарными вопросами и жалел этих паломников. Оторванные от дома, неимущие, уязвимые, дезориентированные в чужом городе и стремящиеся совершить один из главных ритуалов своей религии при самых скверных обстоятельствах, эти паломники в Константинополе, вероятно, выглядели крайне плачевно. Но также очевидно, что Игнатьев воспринимал хадж как растущую угрозу для стабильности Российской империи и что его просьбы по ограничению хаджа МИД воспринял всерьез.

По инициативе МИДа в 1872 году МВД снова предписало русским чиновникам в мусульманских регионах прекратить выдачу паспортов для поездки в Мекку. По официальной версии, причиной была вспышка холеры в Джидде, и министерство распорядилось, чтобы чиновники в мусульманских регионах обосновывали эту меру гуманитарными соображениями. Им следовало отговаривать мусульман от получения паспортов, сообщая им об эпидемии и предупреждая, что в ходе хаджа они встретятся с серьезными опасностями и неудобствами 169 169 Brower D. Russian Roads to Mecca. P. 570. .

Указ от 1872 года, как и предшествовавшие, вызвал общее неприятие у русских чиновников в мусульманских регионах империи. К.П. фон Кауфман, генерал-губернатор Туркестана, где Россия продолжала завоевательную войну, отказался его исполнять. В 1870 году одним из первых указов в должности генерал-губернатора Кауфман объявил, что мусульмане будут получать паспорта для поездки в Мекку «без ограничений». Подобно колониальным чиновникам в мусульманских регионах всего остального мира, Кауфман выступал за свободу выезда паломников в Мекку из прагматических соображений – для завоевания лояльности местных мусульман и для нейтрализации «фанатизма». Ссылаясь на важность хаджа как ритуала мусульманской религии и на символическое значение свободы выезда для российской политики веротерпимости, Кауфман стремился избежать впечатления какого бы то ни было государственного вмешательства или запрета 170 170 Brower D. Russian Roads to Mecca. P. 569–570. . На Кавказе власти также выступали против этой меры. Там они тоже в основном протестовали против ограничений хаджа, считая их вредными для интеграции мусульман и для поддержания стабильности в регионе. Они доказывали, что «внушения и увещевания Начальства… имели бы последствием лишь возникновение между горцами неблагоприятных для нас толков о религиозном преследовании мусульман» 171 171 ДАОО. Ф. 1. Оп. 174. Д. 7. Л. 45 об. .