Наталья Пушкарева - Женщины Древней Руси

Вне зависимости от того, был ли основан брак на отношениях взаимной склонности, или же в основе его лежала экономическая сделка родителей, прочность семейных уз охранялась церковным законом. Поэтому основное внимание церковных сборников не случайно было обращено на проблемы сексуальной этики. Интимнейшие стороны внутрисемейных отношений оказывались отраженными в покаянии («прелюбодей и блудница, поведайте всякие грехи мне без срама…») и подконтрольными церкви. В случае совершения «греха», т. е. отступления от норм, установленных церковью, назначалась епитимья — средневековая универсальная оценка поведения человека, позволявшая церкви регламентировать даже физиологическую сторону внутрисемейных отношений («дни запретов»). В определенной мере это способствовало развитию культуры сексуальной жизни в браке и объективно содействовало охране здоровья женщины. Проповедь аскетического идеала, отрицавшего стихию чувственности и нравственную распущенность, служила своего рода методом «социального контроля в сфере семейных и половых отношений» [262] МДРПД. ХLV (а). Ст. 64. С. 210; XIX. Ст. 13. С. 116; 1 (8) Ст. 24. С. 78; II. Ст. 6. С. 28; VII (а). Ст. 44. С. 47; ХLV. С. 207; РИБ. Т. VI (10). С. 125; (2). Ст. 93. С. 48; Василев К. Любовь. Историко-философское исследование / Пер. с болг. М., 1982. С. 65. . Но в целом, предпочитая целомудрие и девственность браку, церковь исходила из концепции о порочности сексуальной жизни: «грех с женами имети приближенье», ежели «не чадородия ради, но слабости ради» [263] «Пчела» XIV в. // ЦГАДА, ф. 181, № 370/820. л. 2 об.; РИБ. Т. VI (32). С. 253. .

Главной проблемой сексуальной этики епитимийников являлось осуждение сексуальных связей вне рамок брака, равно как и всех извращений естественной сексуальности [264] Требник XV в. // РО ГПБ, Соф. б-ка, № 1056, л. 100–101 об.; МДРПД. XXV. Ст. 4. С. 143; ХL (VIII). Ст. 26. С. 243; ПРП. Вып. I УЯ. Ст. 4, 18–26. С. 266, 268–269; Алмазов А. И. Тайная исповедь в православной восточной церкви. Т. III. Прил. Тексты архивных материалов. Одесса, 1894. С. 160–169. . В особенности эти запреты касались женщин, поскольку лишение девственности церковь считала самым большим прегрешением [265] «Мужеску полу нет беды… а девице, рече, могут борзо вредити» (РИБ. Т. VI (2). Ст. 49. С. 35. Ср.: МДРПД. I (22). Ст. К-41) С. 16; РИБ. Т. VI (8). С. 116); Славянский перевод византийского Покаянного устава, содержащийся в Кормчей Румянцевского музея (№ 230. XV в.) // ВВ. Т. VIII. СПб., 1901 (далее: ПУ). С. 416. Ср.: Требник XV в. // ГИМ. Чуд., № 5, л. 71 об.–72. . Здесь же лежат истоки концепции о греховности не только поступка, но и самого помысла: «…всяк, възрев на жену, яко же похотети ей, то уже прелюбодейство створил с нею в сердце своем…»; «и воззрение убо грех есть…» [266] МДРПД. VII (а). Ст. 1, 45, 14. С. 46; «Измарагд» XV в // РО БАН, 13.2.7, л. 41 об., 145 об.; Калик. 190, л. 17–17 об.; Приписки скорописью против этих слов: «зри» («Пчела» XIV в.) // ЦГАДА, ф. 181, № 370 / 820, л. 9. Настаивая на обязательной исповеди, требуя постоянного контакта между священником-исповедником и «покаяльными детьми» («мужеви с женою достоит каятися у единого отца…»), церковь получила возможность нравственного воздействия на древнерусского человека, контроля всех сторон его жизни, поступков, помыслов [267] МДРПД. XIX. Ст. 22. С. 117. Ср.: «Понуждайте жену ж и дети на покаяние приходити не силою, но волею» (С. 211. XI в.). .

Церковь налагала многочисленные запреты в отношении поведения женщины в семье и вне дома: «ногу на ногу возложив, седети грех есть»; «пьяньство жен отлучает от мужь» и др. [268] МДРПД. XIX. Ст. 76. С. 120; ХL. С. 196. Однако на Руси, как подсказывают свидетельства эпиграфики и нарративных источников, жены князей, бояр, а также представителей вотчинной администрации были в то время отнюдь не «теремными затворницами», а, например, участницами праздничных пиров. Летописи рассказывают, что в 1143 г. «Всеволод, князь киевский, приде и с женою, и с всеми бояры на сватьбу…»; в 1187 г. «посла князь Рюрик шюрина своего с женою, Славна тысяцкого с женою, иныи многи бояре с женами по Верхуславу за Ростислава». Позже княгиня Агафья Ростиславна, дочь великого князя Ростислава-Михаила Мстиславича, уже сама в 1167 г. устраивала пир в Чечерске, а «славная богатая Настасья», жена новгородца Ивана Григорьева, угощала самого великого князя 28 декабря 1476 г. [269] ПСРЛ. Т. II. С. 19, 94, 136; Т. III. С. 142; Т. VII. С. 79. Новгородец Кирик отмечал, что и «в манастырях часто пиры творятъ, съзывають вкупе мужа с жены, и в тех пирех друг другу преспевають…». И это при том, что еще Устав князя Ярослава в XII в. запретил женщине без супруга ходить в гости, «к чюждим людям» и карал за это разводом: «…аще жена без мужня слова иметь ходити с чюждими людьми, или пити, или ясти…» Но реальная жизнь брала свое. Интересную ситуацию рисует приписка в одном из Прологов XV в.: «Плечи болят. Похмелен. Пошел бы в торг, да кун нет. Попадья ушла в гости…» (ее автор, по-видимому, сам поп) [270] РИБ. Т. VI (1). Ст. 29. С. 16; ПРП. Вып. I. УЯ. Ст. 21. С. 267; ЦГАДА, ф. 381, № 174, л. 31–34, 123 об. .

Общение женщины вне дома с мужчинами, не являвшимися ее родственниками или членами ее семьи, также осуждалось церковниками. «Паче же с женами не умножай речей», — требовали «отцы духовные». На таких «разлоучников» они налагали денежные штрафы и церковные наказания. «Не играйте игрою шутливою с чужими женами», поскольку «виденье женское — стрела есть. Беги повести женьских, яко хощещи целомудр быти, не дажь дерзновение тем зрети на тя. Преже глаголят тихо и очи долу имуть. Вторые улыскают, паче же абие рассмешашася. Третье — красящеся паче меры, и являются светли видом, и бровь взводят, и обращаются оци. И сим пленяюще тя в погыбель» — такую картину «устреляния» сердца простодушного мужчины женщиной-соблазнительницей нарисовали «Пчела» XV–XVI вв. и Пролог XV в. [271] «Измарагд» XV–XVI вв.//РО БАН, Архан. Д-178, л. 44 об.; «или помигивала еси кому?..» (исповедный вопрос женам в Требнике XV в.//РО БАН, Архан. Д-73, л. 42 об.). См. также: Пролог ХIV — ХV вв. // ЦГАДА, ф. 381, № 158, л. 171; МДРИД. VII (а) Ст. 14. С. 46; Сбор. рук. ХV в. // РО ГПБ Q п.1, № 729-л. 73 об. Обращает на себя витание и короткая приписка в одной из «Пчел» (XV в.) против слов «язык клеветлив жены добрыя»: «Постойка, Ирина, склевета на мя…. (РО ГПБ, К. п. 1, № 44, л 149 об.; «Пчела» XV в. // РО БАН, 133.15 (Яцим. 42), л. 31) РО ГПВ, Р. п. 1, № 48, л. 80–80 об.; РИЗ. Т. VI (124). Ст. 29. С. 362; П-2. Ст. 205. С. 49. Карались и те, кто попустительствовал супружеской неверности [272] «Всяк ходяй межю малъжена, припадая да покается 11 лет» (МДРПД. П. Ст. 38. С. 31); «мужа от жены ци отмолвила еси» (исповедный вопрос Требника XV в. // РО ГИМ, Чуд., № 5 л. 72–72 об.); Требники XV в. // РО БАН, Архан. Д-73, л. 42 об.; РО ГПБ Сол. 1099/1208, л. 180–180 об.; Соф. б-ка, № 839, л. 198–199, 184 об.–185; Соф. б-ка, № 875, л. 133–134; Соф. б-ка, № 1056, л. 100 об.–101 об. . Мера наказания определялась социальным статусом (чем он был выше, тем строже был штраф), а также тем, в какой степени здесь присутствовало спонтанное проявление чувства или же преднамеренность (преднамеренное оскорбление считалось предосудительнее) [273] Книги законные. Разд. II. Ст. 27–28. С. 69. .