Наталья Пушкарева - Женщины Древней Руси

Ряд церковных постановлений предусматривал защиту здоровья беременной, роженицы и ее ребенка: «Егда в утробе какая жена носить младенець, то не вели кланятися ей до пояса, аще и в великий пост. Мнози бо вережаются, до земли кланяяся…» [291] МДРПД. IX. Ст. 51. С. 59; XIII. Ст. 22. С. 91; I (8). Ст. И–5. С. 8; РИБ. Т. VI (124). Ст. 78. С. 870–871; Требник XV в. // РО ГПБ, F. п. 1, № 61, л. 92 об.–93 об. Суровое наказание — приравненное к каре за детоубийство — ждало мужа, «аще он риняся пьян на свою жену, вередит в ней детя» [292] РИБ. Т. VI (2). Ст. 16. С. 60; МДРПД. I (8). Ст. И-5. С. 8. .

Эта определенно положительная сторона деятельности древнерусских церковников сочеталась с решительным вытравлением церковью всех пережитков языческих культов, связанных с деторождением. Архаические обряды, связанные с чадородием, смысл которых тесно переплетался с извечными человеческими чувствами, оказались очень живучими. Бытование их прослеживается по памятникам покаянной дисциплины вплоть до XV в.

«Бабы-идоломолицы» и «бабы богомерзкий», устраивавшие «рожаничные трапезы», в кои входили имевшие символическое значение «хлебы, и сыры, и мед», а также каша, были хранительницами многих народных традиций и обрядов [293] Cм.: Алмазов А. И. Тайная исповедь… Т. I. Одесса, 1894. С. 405–406; Т. III. С. 161, 179, 275; Требник XV в. // РО ГПБ, Сол. 1099 / 1208, л. 180 об.; Слово некоего христолюбца о покорении и послушании. XIII в. // Никольский Н. К. Материалы… С. 113; МДРПД. VII (а). Ст. 10. С. 46; I (22). Ст. К-33. С. 10; РИБ. Т. VI (2). Ст. 33. С. 31; Требник XV в. //РО ГПБ, F. п. 1, Соф. б-ка, № 875, л. 134. . Их описания можно встретить в апокрифических молитвах «Аще коли жена детятем болит» и «Аще жена начнет детя родити не в борзе» [294] Апокрифические молитвы XV в. // Тихонравов Н. С. Памятники отреченной русской литературы. СПб., 1863. С. 355–356; Сбор. рук. Кир. — Бел. б-ки. XV в. // РО ГПБ, Q. п. 2, № 6/1083, л. 112 об.; Сбор. рук. Троиц. — Серг. лавры. XV в. // РО ГБЛ, АТСЛ, № 227, л. 276 об.–277. .

Поскольку женщины «еще бо не бяху ся утвердили верою», именно к женскому полу были обращены проклятия ворожбы и чародейства в обличительных церковных поучениях [295] ПСРЛ. Т. I. С. 116; Т. V. С. 119; Т. VI. С. 22, 170, 186, 279; Т. VII. С. 311–312; Т. X. С. 94. Ср.: «…паче же женами бесовские волхвения бывают» (ПСРЛ. Т. I. С. 175); «…тако ж учите их, чтобы лихих баб не принимали» (РИБ. Т. VI. С. 283); «Волхови и чародеи то врази божий суть. Кое пособие: тело целити, а душу губити! Егда то в недуг впадешь — о боге уповай и терпи» («Измарагд» XV в. // РО БАН, 13.2.7, л. 15 об.; Требник XV в. // РО ГПБ, Q. п. 1, № 473, л. 120 об.; МДРПД. XIX. Ст. 237. С. 126). . Печать решительного осуждения церковью знахарства и чародейства несут особые статьи в исповедальниках и покаянных сборниках, касающиеся языческих («чародейных») способов «приворожения» супруга [296] Требник XV в. // РО ГПБ, Сол. 1099 / 1208, л. 180; РИБ. Т. VI (2). Ст. 7, 14. С. 60; Требник XV в. // РО БАН, Архан. Д-71, л. 164 об.–165. . В исповедных вопросах перечислялись женское молоко, мед, «любовное коренье», пот и пр. как средства, которыми женщины потчевали мужей, чтобы обрести их привязанность и расположение [297] См.: Алмазов А. И . Тайная исповедь… Т. III. С. 164, 166, 168. «Или мазалася еси маслом или медом и, омывшися, давала еси пити кому — опитимьи год» (Сбор. рук. XV в. // РО ГПБ, Q. п. 1, № 729, д. 173 об.–174); «Омывала ли еси молоко с персей своих медом и давала еси будешь пити мужу своему любви деля…» (Сбор. рук. 1482 г. Кир. — Бел. б-ки // РО ГПБ, Q. п. 1, № 6/1083, л. 97 и др.). .

В епитимийниках раскрывается еще одна интересная сторона мира древнерусской женщины — роль «чародеиниц» в народном врачевании, в сохранении и передаче опыта народной медицины. Новгородец Кирик жаловался, что, «еже дети возболят», матери их к «вълхвам [298] «Вълхвам» — дательный падеж множественного числа существительного женского рода «вълхва», т е речь идет именно о женщинах-ворожеях (Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. I. СПб, 1855 С. 318). несут, а не к попови на молитву». В деревнях именно знахарки выступали как повивальные бабки (акушерки), они же «у жен плод отъимали» (делали аборты), лечили от бесплодия («детей деля») [299] Требник XV в. // РО ГПБ, F. п. 1, Соф. б-ка, № 1083, л. 360 об.–361; Q. п. 1, № 473, л. 119–119 об.; РИБ. Т. VI (2). Ст. 16–18. С. 60; МДРПД. I (22). Ст. И-18. С. 10. . Исповедальные вопросы донесли до нас информацию о некоторых «радикальных средствах», которые использовали народные «чародеиницы». Это «детская пупорезина» (пуповина), «ложе детиное» (плацента) и ряд других аналогичных средств, которым суеверно придавалась магическая сила [300] «Едала ли еси детину пупорезину, детей хотячи…» (Сбор. рук. 1482 г. Кир. — Бел. б-ки // РО ГПБ, Q. п. 2, № 6 / 1083, л. 97–97 об.); «Ложе детиное… ци укушала…» (Требники XIV в. // РО ГИМ, Чуд. 5, л. 71; РО ГПБ, F. п. 1, Соф. б-ка, № 875, л. 133 об.). . (Впрочем, плацента используется и современной медициной для создания препаратов, усиливающих детородные функции и способствующих омоложению органов.) Древнерусские женщины врачевали не только как знахарки и «чародеиницы». «Целити недуги» умели и образованные княгини; их методы и средства лечения вошли в историю мировой медицины [301] См. гл. I Минея служебная 1397 г. // РО БАН, 34.7.5, л. 6 об. .

Определяя рождение и воспитание детей как установленное богом и освященное традицией «назначение» каждой женщины-матери, идеологам церкви удалось направить социальную активность женщины в сферу личной, семейной жизни, где «главой» жене и детям должен был быть мужчина. «Аще ли вино растворено, аще ли больша часть воды прилито в нь, но обаче вино наречеться, — читаем в одном из поучений XV в. в «Пчеле». — Тако же имение и дом мужьскыи, и дети от мужа досточно нарицатися, а не от жены, аще ли жена боле пристраиваеть…» [302] «Пчела» XV в. // РО ГПБ, F. п. 1, № 44, л. 135. Ситуации же, в которых жена «боле пристраивала», оказываясь распорядительницей денежных средств и семейного имущества, были нередкими. Участие женщин в организации домашнего хозяйства, по свидетельству актового, эпиграфического, нарративного материалов, было в то время весьма значительным. Новгородские грамоты на бересте дают, например, весьма подробную и широкую картину участия жен новгородских своеземцев, простых и знатных горожанок в организации домашнего хозяйства и всего семейного быта. Новгородские женщины соучаствовали в распоряжении семейным бюджетом («баба Маремьяна» из грамоты № 578 XV в.; Анна с дочерью из грамоты № 531 XIII в.), зависимыми людьми и слугами (Ксения из грамоты № 411 XIII в.) и конечно же решали все хозяйственные вопросы, связанные с покупкой и заготовкои продуктов, домашней утвари и т. д. [303] НГБ (1952). С. 44–45, 66; (1953–1954). С. 40, 59–60, 75; (1958–1961). С. 50, 52, 58–61, 84, 89; (1962–1976). С. 132–134 и др.

Мы нередко сетуем на то, что древнерусские женщины были ограничены «узким кругом домашних интересов», но забываем, что это восприятие сегодняшнего дня. В условиях же средневековья с характерным для него господством личного, натурального хозяйства именно дом был основным жизненным пространством человека. Здесь под влиянием женщины-матери формировались взгляды подрастающего поколения, и потому адресатом многих поучений церковников, касающихся воспитания «чад», являлась именно мать.