Андрей Гладышев - 1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов

Аббат Сурда пишет из деревушки Вилье-ан-Льё, что расположена недалеко от Сен-Этьена: прибыл «легион несчастных больных солдат, искалеченных, измученных, изнуренных тяготами, страдающих от паразитов». Сурда жалуется, что госпитали в соседних городах переполнены и для его маленькой коммуны даже 12 человек — «легион». Двое уже умерли… Аббат извиняется перед адресатом за излишние печальные подробности: «В наших глазах все представляется в черном свете. Политическая атмосфера, как и физическая — густой туман; лишь надежда пронизывает его» [233] Sourdat. Un village de la Haute-Marne. Villiers-en-Lieu // Revue de Champagne et de Brie. Arcis-sur-Aube. 1900. T. 12. Р. 484. .

Очевидец событий зимы 1814 г. в Компьене [234] B 80 км к югу от Камбре по дороге на Париж. не без драматизма рисует картину напряженного ожидания беды, чьи признаки с каждым днем становятся все явственнее, все ощутимее и повергают жителей города в депрессию. «В течение января-февраля жители города почти каждый день, а иногда и ночью наблюдали сначала длинные конвои военнопленных, лодки с уже умершими или умирающими, больными, которые не могли передвигаться самостоятельно. Гуманизм проявлялся в том, что их снабжали продуктами, а осторожность в том, что их спешили отправить как можно скорее дальше, ибо они несли с собой болезни. Зловонная инфекция сопровождала их перемещение. Даже минимальное их пребывание в городе неминуемо привело бы к заражению» [235] Escuyer. Compiègne en 1814, d’après un manuscrit du temps. // Carnet de La Sabretache 1898. T. 6. N 61. Р. 55. .

Наибольшую тревогу вызывал тиф, весьма распространенный в госпиталях среди раненых [236] M. Бланкпен указывал, что тиф, распространившийся в приграничных территориях Франции, внушал страх и вызывал угнетенное чувство у местного населения. См.: Blancpain M. La vie quotidienne… P. 15–16. . Гарнизон Юненга [237] Коммуна в департаменте Нижний Рейн. Была основана еще отцом Фридриха Барбароссы. В 1789 г. насчитывала 4,5 тыс. жителей. в Верхнем Рейне в начале блокады этого города союзниками в 1814 г. насчитывал 3480 человек. 566 из них умерли и в большинстве — от тифа [238] Chuquet A. L’Alsace en 1814… P. 255–256. См. также мемуары мэра этого города Франсуа-Ксавье Бланшара об оккупации в 1814 г.: Blanchard F.-X, Le journal du siège d’Huningue en 1814 // 1814: résistance et occupation des villes françaises. Р., 2001. . Даже удаленные от полей сражений города были подвержены заразе, ибо именно сюда направляли больных и раненых. О том, что опасность эпидемий была реальна, свидетельствует случай Немура, где среди раненых начался тиф, грозивший распространиться и на гражданское население города [239] Dumesnil AJ. Op. cit. Р. 13. . Та же беда постигла Мец: «…B Меце тиф на два месяца опередил казаков, которые еще бороздили правый берег Рейна» [240] Le Coustumier J. Le siège de Metz de 1814. Р., 2009. Р. 51 и след. . Даже в Париже в феврале-апреле 1814 г., по некоторым данным, ежедневно умирало от 30 до 40 человек [241] Poumiès de la Siboutie. Souvenirs d’un médecin de Paris. Р., 1910. Р. 133. о тифе также см.: L’Huillier P. Le typhus de 1813–1814 à Strasbourg. Strasbourg, 1925. .

Невеселую картину представляли собой проходящие через провинциальные города, возвращаясь с полей боев, различные отряды французских войск. «Это были грустные и печальные останки великих армий, которые были съедены в России, жертвы недавних боев по ту сторону Рейна. Длинные вереницы телег раненых, чьи раны невозможно было себе вообразить, <���…> искалеченные солдаты, изувеченные лошади и время от времени небольшие кавалерийские эскорты — смесь различных мундиров кирасир, драгун, гусар, егерей, сопровождавших повозки, груженные военным обмундированием или ломаные пушки. Какая отвратительная картина войны!». Конечно, сердца компьенцев сжимались при виде этих воинов, «еще недавно полных сил, здоровья и энтузиазма, бодро маршировавших совсем в другом направлении по улицам города под музыку и барабанную дробь» [242] Escuyer. Compiègne en 1814, d’après un manuscrit du temps // Carnet de La Sabretache 1898. T. 6. N 61. Р. 633. (Переиздание — в 1814–1815 гг.). Souvenirs des régions envahies. Extraits du Carnet de La Sabretache, années 1898, 1908, 1914–1919, 1920, Р., 1999. Р. 54–55. Практически о том же писал А. Дри относительно реймского региона. См.: Dry A. [Fleury W.A.E.A.] Reims en 1814 pendant l’invasion. Р., 1902. Р. 49. . Французы за 20 лет уже привыкли к тому, что их армии победоносно шествовали где-то там по Европе. А тут в 1814 г. враг вступил на их родную землю. Память о недавней военной славе, раненая гордость еще недавно непобедимых вкупе с этой картиной могли только ухудшить ощущение безнадежности.

Тягостное впечатление оставляли и другие следы недавних сражений. Путник, которому пришлось по служебной надобности или «приспичило» (а были и такие) путешествовать в те неспокойные времена по территориям, на которых велись боевые действия, мог наблюдать следы многочисленные войны. Ж.-Р. Гэн-Монтаньяк. пробиравшийся в начале марта из Парижа в Лаон к своим друзьям роялистам, запишет в своем дневнике, что на подступах к Лаону на него совершенно гнетущее впечатления произвели «следы пребывания армии»: трупы лошадей, разломанные телеги, повырубленные деревья, брошенные бивуаки… [243] Gain-Montagnac J.-R. de. Journal d’un français depuis le 9 mars jusqu’au 13 avril 1814. Paris, 1817. Р. 20–21. Главная цель, которую ставит перед собой автор этого «Дневника», — показать читателям, какие усилия прикладывали французские роялисты для Реставрации, что Реставрация произошла не «сама собой».

Потоки военнопленных и раненых таили в себе угрозу эпидемии, но самую заразную болезнь принесли беженцы — страх. Эти мужчины и женщины, перебиравшиеся в глубь страны из пограничных регионов, мало что могли добавить в плане объективной информации о противнике. Но их страшные и душещипательные истории (а разве слушателями ожидались иные?), их сетования и сам вид этих несчастных, пытающихся вывезти на телегах хоть что-то из своего добра, вызывали жалость и тревогу, заставляя задуматься о собственной судьбе [244] Между тем сами «страшилки» беженцев могли стать объектом иронии. Паске писал, что провенские мужчины подшучивали над своими женами, наслушавшимися рассказов о казаках: вот придут скоро к вам «Адонисы в виде медведей Севера или казаков, чья репутация идет впереди них». Когда же провенцы воочию увидят казаков — «бородатых, одетых в шкуры мехом наружу, с пистолетами за поясом и длинными пиками в руках» — они убедятся, что беженцы их не обманывали. См.: Pasques. Journal de Provins… Р. 196. .

Проводимые по приказам наполеоновской администрации приготовления к военным действиям могли заронить в души искру надежды, вселить осторожный оптимизм, а могли и вызвать горькую иронию. Вот в Провене организовали городскую гвардию: префект даже позволил этим гвардейцам самим выбрать себе командира: им стал сын местного нотариуса. Паске отметил не без сарказма в своем дневнике: «…правительство прислало нам две телеги пик и потребовало, чтобы горожане и сельчане, вооружившись этими пиками, колунами, косами и жердями, отбросили врага». Хорошо, что мудрый мэр Жан- Батист Лаваль велел при приближении значительных сил противника «пики спрятать, а жителям сидеть тихо». Горожане были за это мэру благодарны. Командующий городской когортой также припрятал свою униформу, плюмаж и саблю, переодевшись в привычное для него платье нотариуса [245] Ibid. Р. 199. .