Андрей Гладышев - 1814 год: «Варвары Севера» имеют честь приветствовать французов

1814 год вошел в историю как год краха Наполеоновской империи. Зимне-весенняя военная кампания закончилась подписанием мира и торжественным вступлением 31 марта войск союзников по антифранцузской коалиции в Париж.

О кампании 1814 года во Франции историкам известно многое. Есть работы, демонстрирующие комплексный подход: военные действия переплетаются волей авторов с экономическими, политическими, дипломатическими событиями и процессами. Но среди массы литературы первое место, безусловно, занимают публикации, посвященные ее чисто военным аспектам. Как правило, это касается в первую очередь блестящих операций, сражений, перемещения войск, стратегических замыслов и тактических шагов сторон. Но даже с точки зрения истории событийной, история интервенции и оккупации Франции в 1814 г. еще требует уточнений и комментариев. Менее изучены события на периферии зон главных сражений, на окраине главных театров военных действий.

Из истории кампании 1814 года, прежде всего известны те эпизоды, которые связаны с непосредственным участием в событиях Наполеона, а рейды, стычки, засады отдельных отрядов игнорируются. При этом данные мемуаристов и историков весьма противоречивы: когда речь идет о численности войск противника, то цифры практически всегда завышены; когда речь идет о соотечественниках, то историки на свой вкус выборочно используют официальные донесения, неофициальные письма, мемуары и даже газетные публикации, не слишком заботясь о сопоставлении и корреляции данных. Отсюда появляются ошибки в датах, путаница или двусмысленность в именах и фамилиях, составе и численности отрядов, трудноузнаваемые транскрипции населенных пунктов и т. п.

Порой, чтобы установить первоисточник той или иной информации, кочующей из книги в книгу, из статьи в статью, приходится проводить полудетективное расследование, чтобы в конце концов разочароваться в достоверности этой информации. Даже официальные рапорты, выуженные из архивов, — источник не слишком надежный, особенно когда дело касается описания событий разными противоборствующими сторонами или когда речь заходит о поощрении героев. Конечно, французские краеведы или военные историки не одного поколения трудились и трудятся над сбором информации как в региональных, так и в центральных архивах, и их находки требуют к себе внимания, обобщения, комментариев.

Но кампания 1814 года была не только войной солдат и генералов; как совершенно справедливо заметила М.-П. Рей: она «была еще и войной слов и образов, в которой важную роль сыграли идеологические посылы, понятия и особенности взаимного восприятия сторон» [1] Rey М.-Р. 1814, un tsar à Paris. Р., 2013. Далее цитируется по русскому изданию: Рей М.-П. Царь в Париже. М., 2017. С. 12. . И если Отечественная война 1812 года была для массы гражданских русских самым масштабным и шокирующим опытом контакта с «французом», то таким же опытом для массы гражданского населения Франции стала интервенция войск союзников и военная оккупация 1814 года.

Обращение к проблематике, сопровождавшей военные действия оккупации, ставит перед исследователем целый ряд новых вопросов: акцент исследователя от наблюдения за взаимодействиями между противоборствующими военными лагерями смещается к наблюдению за гражданскими и их взаимодействию с военными. «Как привыкший к победам народ переживает поражения? Какие он вырабатывает стратегии приспособления к присутствию на его территории завоевателей? Какие повседневные связи устанавливаются между побежденными и победителями?» [2] Guerrin Y. La France après Napoléon: invasions et occupations, 1814–1818. Р., 2014. Р. 11. Перечень вопросов, связанных с историей оккупации, будет весьма широк: от соотношения деклараций и практик поведения оккупантов до форм сопротивления и сотрудничества со стороны оккупированных, от обоюдных пропагандистских усилий по формированию у гражданского населения определенных представлений об оккупации до функционирования образов оккупации в исторической памяти поколений [3] Гладышев A.В. Оккупация как предмет военно-антропологических исследований // Французский ежегодник 2018: Межкультурные контакты в период иностранной оккупации. М., 2018. С. 10–21. .

Между тем, за исключением французских краеведов, исследователи редко обращались к истории оккупации Франции в 1814 г. Одним, видимо, авторитетность фамилий предшественников не позволяет взяться за детальную картину оккупации, другим же просто был не интересен региональный подход; они предпочитали более масштабные полотна, для которых достаточно более или менее проверенных (точнее, не оспариваемых в историографии) сведений, позволяющих, абстрагируясь от частностей, рассуждать о стратегических замыслах и тактических действиях противников в кампании 1814 года [4] Французы предпочитают писать именно о «кампании 1814 года», российские авторы — о «заграничных походах» русской армии. При этом «в отечественной военно-исторической литературе приоритет долгое время отдавался изучению событий 1812 года как „стержневому“ сюжету российской национальной истории, <���…> а о Заграничных походах забывали». См.: Безотосный В.М. Роль русской армии в 1813–1814 гг. // Освободительные походы русской армии 1813–1814 гг. в истории России и Европы М., 2014. С. 26. Да и сегодня в России о Заграничных походах 1813–1815 годов написано больше военными историками и специалистами по отечественной истории, чем по истории зарубежной, а по кампании 1813 года — больше, чем по кампании 1814 года. В зарубежной историографии, естественно, существуют свои национальные нарративы с их традициями, своя историческая память с ее предпочтениями: немцы больше интересуются 1813 г., французы — 1814 г., англичане — 1815 г. О некоторых тенденциях в развитии историографии заграничных походов см.: Таньшина Н.П. Заграничные походы русской армии в западной историографии: двести лет в плену мифологий и идеологий // Освободительные походы русской армии 1813–1814 гг. в истории России и Европы. М., 2014; Тотфалушин В.П. Заграничные походы русской армии в советской историографии // Там же. .