Иван Плотников - Правда истории. Гибель царской семьи

Между тем, оговорившись, что появление Берзина-Кюзиса в Перми — лишь предположение, М. Хейфец дальнейшие построения ведет более определенно, как бы утвердительно, считая, что решение об убийстве Царской Семьи было принято в Москве, а в Екатеринбурге главным лицом был Белобородов и между ними, в Перми, появился Берзин-Кюзис —доверенный Ленина и прочих вождей. Голощекин, таким образом, оказывается просто не у дел. Но поскольку это реальное историческое лицо и точно известно, что он направлялся в Москву, ему отводится определенная роль, но всего лишь связного. По этому поводу читаем следующее: «Но и тогда, когда Голощекин вернулся из Москвы, то есть, после 12 июля, екатеринбуржцем, который должен был связать Свердлова с пермскими плановиками (то есть «Пашкой Берзиным» — Кюзисом и, получается, Ф. Ф. Сыромолотовым, возможно, еще кем-то. — И. П.), являлся Александр Белобородов. Человек, которого в награду Свердлов заберет в Москву и ближайшим своим помощником — членом Оргбюро ЦК» 129«лишь 42-летний Голощекин, несомненный их единомышленник (страшных, беспощадных — Белобородова, Толмачева, Сафарова и Дидковского. — И. П.)... его-то и послали в Кремль с политическим заданием: добиться отмены плана инсценированного побега и заменить его официальной казнью по приговору Уралсовета...» Далее автор цитирует высказывание Г. З. Иоффе: «Голощекин выпрашивал в Кремле разрешение на расстрел... план, предложенный Голощекиным, приняли, но не предоставили Уралсовету автономии при его выполнении: решение оставили за собой».

И далее: «Когда Голощекин распорядился привести приказ в исполнение, он действовал не от своего или Уралсовета имени, а в качестве связника Перми, то есть, фактически Кремля и Лубянки.

Таким образом, он играл в екатеринбургской головке роль своеобразного министра иностранных дел Урала (то есть, опять же — роль порученца-связника. — И. П.)», «Голощекин чисто физически не мог «всем распоряжаться» в Екатеринбурге: как установил именно Соколов, он с конца июня до 12 июля находился в Москве»; «...если бы ему поручили организовать цареубийство, он ни в чем бы не уступил Белобородову. Просто слишком много нашлось в Екатеринбурге комиссаров, претендовавших на место главного городского цареубийцы... Как раз важнейшая улика Соколова, телеграмма на его имя в Кремль, это доказывает. А на роль «некоего тайного шефа» он не годился...» 130Вот таким изощренным образом на первый план в Екатеринбурге, в деле убийства Романовых выдвигается Белобородов, а следом — другие члены президиума исполкома облсовета, только не Голощекин. Он даже не на вторых ролях, он связной — порученец Москвы и каких-то мифических «плановиков» в Перми. Голощекин хотел бы, мог бы быть палачом, но ему этой возможности, оказывается, не дали, он не годился!

Один из главных аргументов данного автора в пользу отведения первой роли Белобородову и оттеснения Голощекина на второй план — телеграмма Белобородова в Москву от 4 июля. Но она, как мы видели, свидетельствует о подчиненном положении Белобородова Голощекину, послана именно ему, и отправитель просит его об охране не беспокоиться, требование его об усилении, смене, дескать, выполнено. Не менее странно выглядит использование в качестве аргумента о первостепенной роли Белобородова, а не Голощекина, ссылки на отсутствие второго около двух недель на месте в связи с пребыванием в Москве. Но был-то он там как раз для окончательного решения вопроса об убийстве. Как можно строить такую систему «доказательств»?! В таком же духе Хейфец трактует и то место «Записки» Юровского, где сказано: «16-го в шесть часов вечера Филипп Г-н [Голощекин] предписал привести приказ в исполнение» 131. Это, дескать, простое дублирование чьего-то приказа по принятому в Москве решению. Он напрочь отрицает, что такое решение принималось в Екатеринбурге, ссылаясь на фразу: «была получена телеграмма из Перми на условном языке» 132. Хейфец, похоже, не верит в то, что 16 июля прямой телеграфной связи между Екатеринбургом и Москвой не было, и считает (как и некоторые другие авторы, указывавшие на Берзина же, только Рейнгольда), что приказ исходил только из Перми. Во всяком случае, он полагает, что получение приказа из Перми свидетельствует не о том, что Пермь была промежуточным пунктом, через который в отсутствие прямой связи шли телеграммы из Москвы, а о том, что приказ исходил из Перми, от какой-то третьей, промежуточной инстанции, решавшей вопрос по поручению Кремля, от Пашки Берзина (то бишь Кюзиса) и Сыромолотова 133.

Доказательств того, что прямая связь между Екатеринбургом и Москвой тогда действительно прерывалась, более чем достаточно. Это прежде всего телеграммы, посылавшиеся окольными путями. Пермь просто-напросто оказалась таким промежуточным пунктом. Никаких приказывающих Екатеринбургу лиц там не было и не могло быть. Многих слова Юровского о получении телеграммы из Перми вводят в соблазн предположить что-нибудь особенное, только не самое простое и очевидное: раз прямой связи с Москвой в тот день не было, то положение «Записки» надо понимать просто: телеграмма из Москвы пришла через Пермь; то есть поступившая из Москвы в Пермь телеграмма была кем-то из «своих» работников условленным образом продублирована и передана в Екатеринбург (возможно, даже не телеграфом, а по телефону). М. Хейфец обыгрывает слова «телеграмма из Перми» в связке с телеграммами туда Ф. Ф. Сыромолотову, переговорами с ним Белобородова и подвернувшимся «Пашкой Берзиным». Но оснований для этого нет. Вопрос решался в Москве и Екатеринбурге. Основное решение, как будет показано, было принято в Кремле, а в Екатеринбурге все решалось дублирующе-формально, для прикрытия центра, оповещения общественности, что все совершено на месте. Что касается роли Голощекина и Белобородова, то первый из них и был неоспоримо главным, и уж никак не связным. Но активнейшую роль стал играть к этому времени, к июлю, и второй. Роль Белобородова в следственных материалах Дитерихса-Соколова и в их книгах явно преуменьшена.

Никакой промежуточной властной структуры в Перми, тем более двух вертикалей, не существовало. В Москве — Ленин и Свердлов, действовавшие строго согласованно, с привлечением Дзержинского, с введением в курс дела некоторых членов ЦК РКП(б) (или даже получением от них формального согласия на готовящуюся акцию), в Екатеринбурге — Голощекин, в наибольшей степени участвовавший в принятии решения и разработке плана, и другие работники — Белобородов, Войков, Сафаров, Толмачев, Чуцкаев, а на исполнительном уровне — Юровский, Никулин, а также Ермаков. Так обстояло дело.