Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

Однако архаичные «сосуды с уступом» в зарубинецкой культуре Полесья не представляют изолированного явления и не являются импортом, потому что на их базе развивается целая серия сосудов с сужающейся или вертикальной горловиной (иногда с чуть отогнутым венчиком), отделенной от уже более стройного тулова (наибольшая ширина — выше середины сосуда) уступом или, однажды, иным способом. Такой сосуд из погребения № 67 Велемичей I уже был назван. Целая серия подобных «сосудов с уступом» происходит из могильника Отвержичи (использую лишь материалы раскопок Ю. В. Кухаренко и К. В. Каспаровой в 1962–1965 гг.). Перечисляю эти сосуды, совершенно правильно выделенные К. В. Каспаровой в тип I (Каспарова 1969: 140, рис. 7; 8), начиная с самых архаичных: из погребений № 36, 17, 61, 63, 41 и др. Первые три автор раскопок обоснованно относит к первому варианту типа I, явно подчеркивая этим их особую архаичность. И действительно, сосуд из погребения № 36 весьма близок по форме сосудам из погребения № 108 Велемичей I и погребения № 10 Головно II, а сосуд из погребения № 17 — сосудам из погребения № 108 Велемичей I и из погребения № 105 и 147 Поенешти, хотя он уже «стройнее» своих аналогов. Отметим, что три наиболее архаичных сосуда происходят, по К. В. Каспаровой, из женских погребений — № 36, 17 и 61. Принимая во внимание также материалы Поенешти и Велемичей I, отмечаем, что такие архаичные сосуды поморской традиции происходят преимущественно из женских погребений. Подобные сосуды найдены и в других могильниках зарубинецкой культуры Полесья, а также зарубинецкой культуры Среднего Днепра, которой я здесь касаться не буду.

Существенно, что все перечисленные погребения Велемичей I и Отвержичей (кроме погребения № 108 Велемичей I — фибула с шариками) — бесфибульные; здесь отсутствуют и «зарубинецкие», и варианты типа В. В двух погребениях с такими же «сосудами с уступом» в могильнике Воронино — № 14 и 21 — также нет фибул. Это интересно, но требует проверки. В итоге опору для датировки этого древнейшего горизонта зарубинецкой культуры Полесья дают все те же погребения № 108 и 115 могильника Велемичи I. Большие сосуды из этих погребений очень сходны по форме и уникальной орнаментации, а стилистически — просто идентичны, так что эти расположенные рядом погребения могут считаться практически одновременными. В погребении № 115 найдена фибула с двумя шариками (один на ножке, другой на месте прикрепления ножки к спинке), а в погребении № 108 обнаружен обломок кельтского графитованного сосуда.

Фибулы с шариками выступают в основном в LC1b (ок. 225–160 гг. до н. э.), а графитованные сосуды — в LC2 (ок. 170–160 гг. до н. э.) [158]. Сочетание этих вещей при прямолинейном подходе возможно только в 170–160 гг. до н. э., но, зная условность этих границ, правильнее говорить о 180–150 гг. до н. э. Создается впечатление, что эти погребения принадлежали людям, только что пришедшим с юга. Обломок графитованного сосуда оказался в погребении явно не случайно: он был положен как некое напоминание о пребывании на юге, в иной этнокультурной среде, и, возможно, имел некое сакрально-магическое значение. Ближайшие памятники, где встречена графитованная керамика, находятся на Среднем и Верхнем Днестре: это поселение Горошева, раскопанное С. В. Пачковой, и уникальное кельтское (или кельтско-бастарнское?) поселение Бовшев, раскопанное в 1962 г. Л. И. Крушельницкой, где преобладающая кельтская кружальная посуда сочетается с лепной с «хроповатым» туловом и подграненным венчиком (Крушельницька 1964; Крушельницкая 1965; Мачиский 1973а). Уникальная миска на высокой пустотелой ножке из погребения № 115 могильника Велемичи I явно воспроизводит юго-западные кельтские или гетские образцы, но по острым переломам профиля скорее близка подобной, но менее изящной миске на высокой ножке из пшеворского могильника Задовице. Наконец, орнаментация обоих больших сосудов имеет аналогии в Поенешти.

При этом погребения с этими «поморскими» по форме сосудами с орнаментацией, возможно развивающей «ясторфскую» традицию, равно как и погребения в Велемичах I и Отвержичах с сосудами, по форме производными от них, не содержат ни «зарубинецких» фибул, которые, казалось бы, именно в это время должны были быть принесенными бастарнами из их задунайских походов, ни фибул типа В. При этом в верхнеднепровском могильнике Чаплин, ранняя керамика которого не говорит о юго-западных связях, больше, чем где-либо в зарубинецкой культуре, найдено «зарубинецких» фибул якобы древнейшего варианта I по А. К. Амброзу. Это дает материал для размышлений. В Полесье имеем только одну фибулу и два архаичных сосуда, сопоставимых с аналогичными в Поенешти (раскопки R. Vulpe), где они представляют целый хронологический горизонт. (При не учитываемых мной более поздних раскопках М. Бабеша в Поенешти тоже обнаружены сосуды и фибулы этого горизонта.) Фибулы с шариками в Поенешти двух вариантов, а формы сосудов более разнообразны. Из безусловно ранних фибул этого хронологического горизонта в зарубинецкой культуре Полесья имеется еще всего одна фибула с «восьмерками» на спинке из погребения № 25 могильника Воронино, но В. Е. Еременко не относит это погребение к числу ранних (Еременко 1997).

Таким образом, то, что в Поенешти является целым периодом, в Велемичах I и вообще в зарубинецкой культуре Полесья выглядит как поздние единичные отголоски этого периода. Из этого следует, что культура поенешти в уже сложившемся виде выступает несколько ранее, чем зарубинецкая культура Полесья. Вероятно, разница составляет одно поколение, и если начало зарубинецкой культуры по приведенным выше и другим основаниям относится к 180–150 гг. до н. э., то начало культуры поенешти можно датировать около 205–175 гг. до н. э. или несколько ранее (225–190 гг. до н. э.).

В связи с проблемой принципов датировки сложения новой археологической культуры, а также ее исчезновения приведу важное для понимания этих процессов свидетельство Плиния Старшего:

Ведь у древних [италиков] наивысшим знаком победы была передача побежденными молодых колосьев, что означало [их] отказ от территории, от самой кормящей почвы и даже от погребения (возможности быть в ней погребенными). Этот обычай, как я знаю (scio), до сих пор сохранился у германцев (Plin. N. H. XXII, 4) [159].

Глагол scio показывает, по мнению комментаторов, что Плиний лично наблюдал этот обычай у германцев в 47–51 гг. до н. э., во время своего пребывания в провинциях Нижняя и Верхняя Германия. Наличие этого обычая, уходящего корнями в глубокую древность, у италиков и германцев (и у других?) свидетельствует, что прекращение использования могильников не означает обязательно полного ухода или истребления местного населения, а возникновение больших долговременных могильников новой культуры пришельцев возможно только после полного овладения ими данной территорией и стабильного оседания на ней.