Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

Этот период первичной латенизации был прерван военным вторжением сарматов и прекращением захоронений на могильниках милоградской и скифо-лесостепной культур Поднепровья (Мачинский 1971). Ныне я считаю доказанным, что первое вторжение сарматов в Поднепровье происходит около рубежа IV–III вв. до н. э.; в соответствии в этим к началу второй четверти III в. до н. э. полностью прекращаются богатые захоронения в больших скифских степных и лесостепных курганах, а в античной традиции появляется термин «Сарматия», замещающий название «Скифия» или употребляемый наряду с ним.

Однако остаточные проявления кельтской культуры и поселенческой экспансии сохраняются, по крайней мере в Поднестровье, где Кл. Птолемеем отмечен населенный пункт с чисто кельтским названием «Карродунон», равно как и другие, которые Ф. А. Браун считал кельтскими. Также в Верхнем Поднестровье находится найденное и исследованное Л. И. Крушельницкой поселение Бовшев, где кельтская кружальная посуда сочетается с лепной храповатой с граненым венчиком (кельты, сосуществующие с бастарнами?) (Крушельницкая 1965; Мачинский 1973а).

По этим причинам для носителей культуры восточного ясторфа и поморской, трансформирующихся в культурные группы будущей зарубинецко-поенештской общности, при их движении вдоль северных и восточных склонов Карпат контакт с более культурными и знаменитыми «галлами» был неизбежен и плодотворен. А уж после тесного союза со скордисками, скрепленного брачными связями, бастарнам Клондика сам бог велел «позиционировать» себя как галлов.

Свидетельства Страбона о местоположении бастарнов и их «германстве» фиксируют последних с двух территориальных «точек зрения» — смотря от Рейна и Эльбы на восток или от побережья Понта на север:

Вся страна, расположенная над упомянутым побережьем между Борисфеном и Истром, состоит, во-первых, из пустыни гетов, затем идут тиригеты, за которыми языги-сарматы, а также так называемые царские (сарматы) и урги (вероятно, «георги» — т. е. скифы-земледельцы. — Д. М.) — по большей части кочевники, но некоторые занимаются земледелием. <���…> В глубине страны обитают бастарны, граничащие с тиригетами и германцами; бастарны также, вероятно, германская народность и делятся на несколько племен. Действительно, одни из них называются атмонами, другие — сидонами; те, что владеют Певкой, островом на Истре, — певкинами, а самые северные, обитающие на равнинах между Танаисом и Борисфеном, — роксоланами (Str. VII, 3, 17).

Эти сведения, видимо, в основном восходят к эпохе Митридата VI Евпатора, так как они в некоторых существенных деталях совпадают со свидетельствами Аппиана о событиях эпохи Митридата, восходящими явно к документам его эпохи:

У него есть друзья, готовые исполнить все его приказания: скифы, тавры, бастарны, фракийцы, сарматы и все от Танаиса до Истра (App. Mith. 53 — из речи Митридатова посла Пелопида к римским полководцам в 89 г. до н. э.); …когда он (Митридат) переправился в Европу, к нему присоединились из числа савроматов царские и языги, и кораллы, из фракийцев все племена, живущие у Истра, Родоп и Гемма, а сверх того бастарны, самое воинственное из этих племен (App. Mith. 293 — о событиях 74 г. до н. э.).

Только у Страбона и Аппиана в степях между Истром и Борисфеном названы языги и, что особенно важно, сарматы царские, более нигде не упомянутые и, возможно, как я предполагал ранее, идентичные саям декрета Протогена (Мачинский 1971).

Отнесение бастарнов к германцам, вероятно, принадлежит самому Страбону и отражает доминирующую точку зрения его времени, поскольку во времена Митридата VI представления о германцах были смутные [163]:

К северу от Истра лежат страны за Рейном и Кельтикой, где живут племена галатские и германские до бастарнов, тиригетов и реки Борисфена, затем все пространство между этой рекой, Танаисом и устьем Меотиды (Str. VII, 1, 1).

Области же за Альбием близ Океана нам совершенно не ведомы. <���…> и римляне еще не проникали в земли за Альбием, равным образом и сухим путем никто не проходил туда. Однако если идти по долготе к востоку, то мы встретим области, лежащие около Борисфена и к северу от Понта — это ясно из климатов и параллельных расстояний. Но что находится за Германией <���…>: нужно ли принять, что там живут бастарны, как думает большинство, что между ними обитают другие народности — языги, или роксоланы, или какие-либо другие из кочующих в кибитках, сказать трудно. Обитают ли они вплоть до Океана по всей длине побережья, или какая-либо часть страны необитаема вследствие холода или по другой причине, или даже другая народность, сменившая германцев, живет между морем и восточными германцами? (Str. VII, 2, 4).

Картина ясна: в глубине материка к северу от Понта и степи правобережья Днестра до Днепра (Борисфена) античная традиция I в. до н. э. знает только бастарнов. Одно из этих племен — певкины — даже владеет островом в дельте Истра. На западе они вплотную граничат с другими германцами, сами принадлежа к их числу. На севере они распространяются вплоть до особо холодных земель или даже до Океана. Несомненно, что область проживания этих бастарнов постоянно соответствует территории зарубинецко-поенештской общности.

Вероятная германоязычность всех бастарнов, по Страбону, подтверждается позднее Плинием Старшим и Тацитом. Но подтверждается она и данными этнонимии, топонимии и антропонимии. Название бастарнского племени певкинов чисто греческое и связано с тем, что они заняли остров Певка, который, как предполагали многие и доказал Ф. А. Браун, первоначально соответствовал части Северной Добруджи, отрезанной от Южной позднее пересохшим южным рукавом Истра, впадавшим в Понт у г. Истрия, который поэтому и был так назван (Браун 1899: 183–190).

Несомненно, что многократно упоминаемые в источниках певкины, имя которых позднее стало подменять и вытеснять этноним «бастарны» (Тацит), жили не только на южном острове дельты Истра, но и севернее, между Серетом и Днестром, и являются создателями культуры поенешти. Впрочем, ныне и в Северной Добрудже, у поселения Сата-Ноу, обнаружено селище этой культуры, датируемое, по предварительным публикациям, родосскими амфорами с клеймами 260–190 гг. до н. э.

Для определения смысла и языковой принадлежности других этнонимов бастарнских племен обратимся к уникальной книге Ф. А. Брауна, лучшего российского (а возможно, не только российского) специалиста конца XIX — первой четверти XX в. по древнегерманским языкам [164]. Выводы Ф. А. Брауна, насколько мне известно, никем не пересмотрены и не опровергнуты, хотя крайне редко привлекаются, а для археологов (за исключением М. Б. Щукина) они terra incognita.

Имя Bastarnae, точнее, basternae Браун считал «прилагательным, правильно образованным посредством суффикса — erno-, означающего происхождение» и хорошо засвидетельствованного в др. — герм. языках. Установив др. — герм. морфологию этнонима, Браун аргументированно отказался привлекать для объяснения основы *bast- (ср. — англ. bast) внебрачное сожитие, незаконный или смешанный брак, которое подтверждалось бы тацитовским указанием на «coniubia mixta» в среде бастарнов (Браун 1899: 113–115). Браун считал достаточным доказательством германского происхождения имени бастарнов его морфологическую структуру, чем должны удовлетвориться и мы, поскольку никакой другой убедительной этимологии этнонима bastarni / basterni до сих пор никем не предложено.