Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

Приведем наиболее полный текст эпического сказания по этому списку, помещенный под 862 г., выделяя в нем хронологически последовательные блоки событий. После рассказа о варягах, приходящих «из заморья» и взимающих дань «на чюди, на словенех, и на мерях, и на всех кривичах», в нем сообщается следующее:

В лето 6370 (862 г.). И загнаша варягы за море, и не даша имь дани, и почаща сами в собе володети. И не бе в них правды. И въста родь на род и быша усобице в них, и воевати сами на ся почаша.

И ркоша: «Поищем сами в собе князя, иже бы володелъ нами и рядил по ряду, по праву». И идоша за море к варягам, к руси. Сице бо звахуть ты варягы русь, яко се друзии зовутся свее, друзии же оурмани, аньгляне, инеи и готе, тако и си. Ркоша русь, чюдь, словени, кривичи и вся: «Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет. Да поидете княжит и володеть нами».

И изъбрашася трие брата с роды своими и пояша по собе всю русь, и придоша к словеном первее, и срубиша город Ладогу. И седе старейший в Ладозе Рюрикь, а другий Синеусь на Беле озере, а третей, Труворь в Изборьсце. И от техъ варягь прозвася Руская земля.

По дъвою же лету умре Синеусь и брат его Труворь. И прия Рюрикь власть всю одинь, пришед кь Илмерю, и сруби город надь Волховом, и прозваша и Новьгород, и седе ту княжа (ПСРЛ 1998: 14) [38] По другим спискам восстанавливается грамматически правильное чтение: «и прозва и Новьгород». .

Продолжение рассказа ПВЛ о Рюрике завершается сообщением о его смерти в 879 г. и о передаче им княжения своему родичу Олегу, под покровительство которого он отдает малолетнего сына Игоря.

Перед нами явно запись эпического предания, передававшегося устно и обладающего внутренней логикой, соразмерностью и ритмом. Из всего текста определенно выпадает лишь фраза «Сице бо звахуть…», представляющая собой краткую «справку о разных варягах», данную эрудированным летописцем. Если выбросить эту фразу, то оказывается, что все четыре блока, соответствующие четырем хронологически последовательным этапам, имеют примерно одинаковые размеры. Три первых блока ритмически организованы многократными созвучиями глаголов множественного числа («и изгнаша…, и не даша…, и почаша…, и быша»), в ритмику коих дважды вставлена прямая речь, а четвертый, повествующий о возникновении «единодержавия Рюрика», – энергичными повторами глаголов первого лица единственного числа («и прия…, и пришед…, и сруби…, и прозва…, и седе»). Текст логичен и непротиворечив, хотя излагаемый комплекс событий уникален, по меньшей мере в истории Европы.

Отметим в приведенном тексте три не вполне ясные темы, привлекшие внимание и вызвавшие споры, но ныне, на мой взгляд, проясняющиеся в свете данных Татищева и археологии.

1. В пяти списках (Л, Т, И, Х, ЛПС – из них три древнейшие) некая «русь» названа первой среди этносов, приглашающих варягов-русь. То же имеет место и в списках В. Н. Татищева. В двух вместо «русь» написано «руси», т. е. как бы имеются в виду заморские варяги-русь, к которым обращаются послы. Первое чтение, по большинству списков и по смыслу, представляется более вероятным: некая русь (но не «вся русь») уже находится к началу событий в Восточной Европе и вместе с другими этносами приглашает заморскую «всю русь». С этим согласуется и то, что во вводной части ПВЛ русь также названа дважды: среди варягов и среди народов Восточной Европы, причем в последнем случае в той же связке «русь, чудь», в которой она выступает и в сказании о призвании. Кроме того, выражение «поищем сами в собе князя» предполагает, что князь ищется в пределах того круга этносов, которые его призывают, т. е. поиски князя у заморской руси означает, видимо, что она сохраняла определенное единство с местной русью, соседствующей с чудью и словенами. То, что эта русь не перечислена ранее среди этносов, платящих дань заморским варягам, вполне понятно: все, что мы знаем об этой руси из других источников, говорит о том, что дань на этносоциум, носивший это имя в IX–X вв., наложить было крайне трудно. Его можно было или уничтожить, или с ним договориться. Таким образом, высока вероятность, что в первоначальном сказании речь шла о некоей руси, уже находившейся в Восточной Европе к моменту появления здесь Рюрика.

2. То, что Рюрик первоначально «седе» (сел) в Ладоге, означает, что в Ладоге он «седе на столе», т. е. на том особом сидении конунга или князя, которое символизировало его власть и от коего и происходит слово «столица». Фраза «срубиша (т. е. срубили. – Д. М. ) город Ладогу» означает, что эту деревянную крепость в земле «словен» совместно построили все три брата «с роды своими» и со «всей русью», т. е. она, по преданию, строилась как главный «город» всей трехчастной северной «Русской земли», как место «стола», на котором «седе старейший в Ладозе Рюрикь». Кроме того, как отмечал еще С. М. Соловьев, сказание утверждает, что Рюрик дал имя «Новьгород» укреплению, которое он «сруби» у Илмеря, но ничего не говорит о том, что Рюрик дал имя Ладоге или (позднее) Олег – Киеву, который, по ПВЛ, существовал задолго до Олега. Из этого с высокой вероятностью следует, что поселение Ладога существовало и до Рюрика, а при нем было лишь укреплено или дополнено крепостью.

Это предположение подтверждается безвариантным чтением в «Истории» В. Н. Татищева, опирающимся в первую очередь на Раскольничий манускрипт, представляющий собой прототип цитированного выше Ипатьевского списка, или «особый список летописи, предшествовавшей Ипатьевскому своду» (Тихомиров 1962: 48). Вот это, возможно, древнейшее чтение сказания: «и утвердиша город Ладогу» (вместо «срубиша»), с возможным переводом «и укрепили город Ладогу», что предполагает и более раннее существование здесь поселения, а может быть, и первичного укрепления (Татищев 1964: 112). В ЛПС имеем «и съделаша град Ладогу», что допускает создание как деревянного, так и частично каменного «града» (ЛПС 1851: 5).

3. Отметим «топографическую точность» сообщений ПВЛ. Рюрик и Трувор садятся, соответственно, «в Ладозе» и «в Изборьсце», а Синеус «на Беле озере», т. е. в некой местности у озера, где не было «города» и где он, видимо, и не был построен. Первоначальное сказание в его скандинавском варианте, вероятно, имело в виду не город Белоозеро, никогда и позднее не входивший в состав Новгородской земли, а побережье озера Ладога, которое у скандинавов и называлось «Белым озером» (Мачинский 1986). Именно в последней трети IX в. появляются курганные могильники со скандинавскими элементами в обрядности и инвентаре в низовьях Ояти и Паши, впадающих в Свирь в непосредственной близости от залива Ладожского озера. Никаких укрепленных поселений здесь в отличие от Поволховья нет.

Также топографически точно и описание второй резиденции Рюрика, который «пришед къ Илмерю, и сруби город надъ Волховом, и прозваша и Новьгород». Давно уже отмечено, что это описание подходит только к Рюрикову городищу у истоков Волхова (исконному владению новгородских князей, а позднее московских великих князей и царей), с вершины коего отлично просматривается Ильмень. Раскопки Е. Н. Носова убедительно доказали, что это и был древнейший «Новгород», именовавшийся у скандинавов «Хольмгардом», а у местной «руси» финно-скандинавским именем «Невогард», восстанавливаемым из испорченного переписчиками «Nemogardas» (Const. Porph. De admin. 9; Мельникова, Петрухин, Зализняк 1989: 310, 311). Позднее эти имена перешли на собственно Новгород (Носов 1990; Мачинский 1984а: 21; Nosov 2000).