Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

Если изложенные в предыдущем абзаце соображения верны, то наиболее вероятным источником древнерусского «колбягъ» оказывается германское * kalb-ing-az – так же относящееся к kalbiō – «меч», как * kulb-ing-az (давшее исландских kylfingar ) – к * kulbiō – «дубина». Тем самым два предельно близких названия одного и того же этносоциума – колбягов древнерусской традиции и kylfingar исландской – находятся друг по отношению к другу в резком противоречии: в рамках первой и, вероятно, исходной традиции они являются «мечниками, меченосцами», в рамках второй, культивировавшей уничижительное отношение к населению Восточного пути – «дубинщиками»!

Эта парадоксальная на первый взгляд ситуация становится понят-ной, если вспомнить важный для германской картины мира «стереотип меча и дубины», проявления которого мы отметили выше в тексте Тацита и в исландской поговорке о sverðberendar . К сожалению, мы не можем проследить истоки этого, по-видимому, очень древнего стереотипа и, как следствие, не можем идентифицировать тот язык и ту культурную среду, в которой была порождена и употребительна форма * kalb-ing-az «мечник, меченосец». Скорее всего, она находится за пределами собственно Скандинавии – может быть, в Финляндии (на что может косвенно указывать наличие несомненного германизма kalpa «меч» в финском языке), на территории которой, как известно, кроме прибалтийско-финской, всегда звучала и германская речь.

Резюмируем теперь наш основной вывод: происхождение засвидетельствованного «Русской Правдой» названия одной из этносоциальных групп Древнерусского государства – колбягов , в основе своей являвшихся носителями приладожской курганной культуры, с большой вероятностью связано с понятием «меча» – * kalbiō -. Исландское же (и общескандинавское?) название этой группы – kylfingar – связано с созвучной и вместе с тем противопоставленной «мечу» «дубиной» – * kulbiō -, как бы говоря: «Какие же у них мечи! У них – дубины!»

В заключение остановимся на трех существенных моментах.

1. О насыщенности мечами погребений приладожской курганной культуры. Не вникая детально в современное состояние вопроса, обратимся к итоговым сводкам А. Н. Кирпичникова, несколько устаревшим, но отражающим проблему в целом. В своде 1966 г. (Кирпичников 1966: рис. 2, каталог) на незначительную территорию приладожской курганной культуры приходится 18 мечей из найденных на огромной территории Руси 102 мечей середины IX – первой половины XI в. (мы здесь исключаем нижнеднепровские находки за пределами Руси). Показательно соотношение количества находок из могильников этой культуры, расположенных близ сельских неукрепленных поселений и из Гнёздовского могильника древнего Смоленска с его ярко выраженным дружинным компонентом. По А. Н. Кирпичникову, в Приладожье известны 18 мечей на 700 раскопанных курганов, в Гнёздово – 19 на 800 (Кирпичников 1966: 22). Даже при таком приблизительном подсчете Приладожье выигрывает.

Именно в Приладожье найден единственный на Руси меч древнейшего типа B, место находки которого известно достаточно точно – д. Бор на Ояти. Второй меч типа В (из Новоселок в Смоленской области), по А. Н. Кирпичникову, не может быть с уверенностью отнесен к типу В из-за сильной поврежденности навершия (Кирпичников 1966: 26, 74–75) [49] Для третьего меча типа B по А. Н. Кирпичникову, хранящегося в Киевском историческом музее, место находки неизвестно. .

К 1989 г. на Руси и в Волжской Булгарии, по А. Н. Кирпичникову, было известно 19 высококачественных мечей с клеймом ULFBERHT (Кирпичников, Назаренко 1989: 338). Из этого количества следует вычесть 2 таких меча из Булгарии и 4 из Нижнего Поднепровья, относящихся к предметам экспорта за пределы Руси, – тогда из 13 мечей экстракласса, обнаруженных в пределах территории Руси к 1989 г., 4 экземпляра (т. е. каждый третий) обнаружены в Юго-Восточном Приладожье, в центральном районе приладожской курганной культуры – бассейне р. Паши (Кирпичников 1966: 38–39, рис. 8; Кирпичников, Назаренко 1989: 336–338). Добавим, что из 9 скрамасаксов, найденных на Руси к 1966 г., 2 происходили из курганов приладожской курганной культуры. И скрамасаксы, и мечи мастерской ULFBERHT встречаются у нас только в погребениях последней трети IX–X в., не позже.

Следует отметить, что в хорошо документированных погребальных комплексах курганов приладожской курганной культуры мечи не встречаются позднее 980-х гг. (Богуславский 1991а: рис. 2, табл.; 108–109, 113), а самый поздний экземпляр с этой территории условно датируется XI в. (Кирпичников 1966: 90). Видимо, позже начала XI в. мечи, это престижное оружие, в погребения не помещаются и, возможно, выходят из употребления. Почти исчезают из погребений и копья – зато практически в каждом мужском захоронении обнаруживаются встречавшиеся и ранее топоры, имевшие и боевое значение (Богуславский 1991а: рис. 2). Черты языческой погребальной обрядности доминируют в Приладожье вплоть до первой половины XII в. (Лесман 1995: 208).

Делая все возможные поправки на степень исследованности различных территорий, на особенности погребального обряда в разных местах, мы тем не менее заключаем: территория приладожской курганной культуры по насыщенности мечами и другим оружием далеко превосходит все другие «сельские» районы Руси, лишенные выраженных военно-торговых протогородских и раннегородских центров, и оставляет позади все районы Северной Руси, где такие центры были: районы Ладоги, Новгорода/Рюрикова городища, Пскова/Изборска и, видимо, древнего Смоленска/Гнёздова. Юго-Восточное Приладожье от Сяси до Свири в конце IX – начале XI в. было занято однородным по культуре сельским населением, в составе которого профессиональные воины составляли значительный и, видимо, доминирующий социальный слой. Подобная картина в известной степени сохранялась и позднее.

2. Уточнения о колбягах. Как уже было сказано, вся основная аргументация в пользу соотнесенности « колбяги ~ приладожская курганная культура» содержится в указанных выше статьях Д. А. Мачинского, к которым мы и отсылаем читателя.

Несколько слов о погосте Колбяги/Колбеги (ныне д. Колбеки). Он расположен на притоке р. Сяси – р. Воложбе, собственно, за пределами основных границ приладожской курганной культуры, на древнем и самом коротком водном пути из Прибалтики в Поволжье, который в конце IX–XII в. контролировался «среднесясьской» группой населения этой культуры, оставившей могильники в с. Городище и его окрестностях. Однако около погоста Колбяги ранее существовал курганный могильник (Кочкуркина 1989: 9). Был ли он выдвинувшимся на юг форпостом приладожской курганной культуры, ныне сказать невозможно.