Олег Кузнецов - Рыцарь Дикого поля. Князь Д. И. Вишневецкий

Согласно этим записям, летом 1558 года туда были посланы воеводы князь А.А. Звенигородский и М. Сунбулов [255] Разрядная книга 1475–1598 гг. С. 169. , при этом не вполне ясно, оправлялись они строить или занимать уже готовые укрепления. Учитывая время когда, когда была направлена эта экспедиция, а также отсутствие строевого леса в устье Псла, впадающего в Днепр посреди степей, строительство «города» скорее всего свелось к инженерным работам по рытью рвов и отсыпке земляных укреплений типа валов или редутов, явно непригодных для нахождения в них постоянного гарнизона, особенно с октября по май. Поэтому эта группа укреплений, гордо именовавшаяся в русских делопроизводственных источниках в 1559–1560 гг. «Псельским городом» [256] Разрядная книга 1550–1636 гг. С. 84, 93. , крепостью, а тем более — населенным пунктом, в полном понимании этого слова, по нашему мнению, не являлась, хотя в нем тогда «годовали» воеводы Семен Упин и Михаил Булгаков [257] Разрядная книга 1475–1598 гг. С. 178. (тот самый, который был послан в 1557 году к Д.И. Вишневецкому в Хортицкий острог принимать вассальную присягу московскому царю).

Скорее всего эти полевые укрепления использовались не как форпост, призванный защищать южные границы Московского государства, а так база снабжения подвижных отрядов русского войска, высылаемых к окраинам Крымского ханства. Сигизмунд II Август и Девлет-Гирей I прекрасно понимали ущербность и бесперспективность этого московского предприятия, стоило бы им предпринять против него рейд более или менее крупным отрядом в несколько тысяч человек, а поэтому не высказывали беспокойства на этот счет, предоставляя событиям развиваться своим чередом. Как только активные военные усилия со стороны Московского царства в Северном Причерноморье к 1561 году постепенно сошли на нет, то и надобность в нем сразу же отпала. Присылка отряда Д.И. Вишневецкого на Днепр по идее должна была вдохнуть в эти укрепления новую жизнь, но его переход вместе со всеми людьми на сторону Речи Посполитой поставил финальную точку в их существовании. В итоге, не будучи ни разу атакованными ни крымскими татарами, ни польско-литовскими войсками, несмотря на относительную близость окраин Крымского ханства и военное время, после возвращения князя русские служилые люди были вынуждены уйти из устья Псла, предварительно срыв все укрепления.

Объяснение этому было более чем надуманным: в «наказном письме» послу в Крым А.Ф. Нагому, отправившемуся туда в апреле 1563 года, на счет этого города было сказано буквально следующее: «А нечто вспросят о Псельском городе, чего ради разорили, и Офонасию говорити: сказали были государю нашему тамошние украинные люди, что то место пригодитца х пашням и к иным угодьям, и государь наш того для велел им и город поставити, и как того места велел государь порозсмотрети гораздо, и то ся место х такому делу не пригодило, и того для государь наш велел его и разорити. А государю нащему городы новые не нужны, Божьим милосердием и старые города емлет» [258] Цит. по: Загоровский В.П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Московского государства в XVI веке. С. 142. . Фактически, мы можем говорить о том, что после утраты Хортицкого замка в 1557 и срытия «Псельского города» в 1561 году все те военно-стратегические преимущества, которые приобрело Московское государство в связи с переходом князя Вишневецкого на царскую службу, были им полностью утрачены после его возвращения на службу к королю Польскому и великому князю Литовскому.

Возвращение князя Дмитрия Вишневецкого в Великое княжество Литовское вызвало у московского царя Ивана IV странную эмоциональную реакцию — смешанное чувство напускного безразличия с подспудной досадой и сожалением. Направляя 10 июля 1563 года к королю Сигизмунду II Августу своего гонца дворянина Андрея Клобукова, царь помимо передачи дипломатической почты требовал от него «проведывати… про князя Дмитрея Вишневетцкого: как приехал на королевское имя, и король что жалование ему дал ли, и живет при короле ли, и в какой версте держит его у себя король» (насколько приблизил к себе князя Сигизмунд II Август — О.К .). А на вопросы о реакции московского правительства на демарш Д.И. Вишневецкого, — «а нечто спросят., чего для от нашего государя князь Дмитрей Вишневецкой поехал», — посланцу было велено отвечать буквально так: «притек Вишневецкой ко государю нашему как собака, и потек от государя нашего как собака же, и государю нашему и земле убытка никакова не причинил» [259] Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 71. С. 156. .

Приблизительно в тех же выражениях предписывалось отзываться о князе и русскому послу в Крыму думному дворянину Афанасию Федоровичу Нагому: согласно «наказной памяти» на вопрос о князе Вишневецком ему надлежало отвечать дословно в тех же выражениях [260] Виноградов А.В. Русско-крымские отношения: 50-е — вторая половина 70-х годов XVI века. Т. 1. С. 9, 12. . Больше имя князя в известной нам официальной дипломатической переписке московского государства, русских летописях о событиях середины XVI столетия и прочих нарративах не встречается.

В свою очередь казаки, бывшие с князем Дмитрием Вишневецким на службе у московского царя, также стали просить Сигизмунда II Августа через старосту Каневского и Черкасского князя Михаила Александровича Вишневецкого о дозволении им возвратиться в места своей родины и прислать им на то глейтовый лист. Скорее всего, их повторное принятие на службу являлось одним из условий возвращения самого князя Дмитрия Ивановича в подданство Великого княжества Литовского. Но, с другой стороны, подобное решение имело и чисто прагматические причины: накануне войны было просто глупо отказываться от умений и боевого опыта военных профессионалов, закаленных в многочисленных боях, набегах и походах перманентной партизанской войны на просторах Дикого поля.

О казаках князю Михаилу Вишневецкому король писал: «А што еси прислалъ до насъ листокъ, писаный до тобье отъ козаковъ зъ Низу, въ которомъ пишутъ, абыхмо листъ нашъ имъ дати казали, за которымъ бы вольно было имъ до панства нашего прыйти, ино мы таковой листъ и дати и до воеводы Киевского его послати и писати есмо до него казали, же его милость с тобой поразумелся: кгды те козаки до панства нашего прыйдутъ, а будут ли межи ними тые, которые надавно порошлыхъ часовъ Очаковъ збурыли, естли же отъ цесара Турецкого и отъ царя Перекопского паньству нашому якое небеспечности не принесетъ, то в себе добре уваживши, велели естмо тотъ листъ имъ послати; а естли же межи ними тые и были, которые Очаковъ бурили, ты бы ихъ на то приводилъ и намовлялъ, жебы они в замкахъ нашихъ тамошнихъ Украинныхъ не задерживаючися и не мешкаючи, шли просто до замку нашого Могилевского, а мы оттоль ихъ до Полоцка, а с Полоцка до земли Ифлянтское отправити велимъ и даткомъ и живностью отсмотрети ихъ тамъ роскажемъ. В чемъ съ ними намовневши и вырозумевши, на якомъ датку перестати хотели, о том б веси нам бы не мешкаючи ведати далъ» [261] Прибавления к первому и второму тому Актов для истории Южной и Западной России // Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, собранные и изданные Археографической комиссиею. Т. II. 1599–1637. № 143. С. 157. (а что ты переслал нам прошение, поданное казаками с низовьев Днепра, чтобы охранную грамоту им дали, под защитой которой им можно было бы прийти в наши владения, мы ее послали киевскому воеводе и поручили ему, посоветовавшись с тобой о том, где и когда те казаки придут в Речь Посполитую, есть ли среди них те, кто недавно Очаков разорили, и не принесет ли все это неприятностей стране со стороны турецкого султана и крымского хана, и если вы уверены, что нет, то велели переслать им эту грамоту; но если между ними будут те, кто Очаков пограбил, ты им об этом напомнил и говорил, чтобы они в тамошних приграничных замках не задерживались и немедленно шли бы в Могилев, откуда их отправят в Полоцк, а из Полоцка — в Лифляндию, где они будут обеспечены денежным содержанием и натуральным хозяйством. Поговорив и выяснив, какое содержание они хотели бы иметь, извести нас о том немедленно — О.К .). Как мы видим, за прошедшие с того времени четыре с половиной столетия мало что изменилось: судьба полководцев решается на самом верху, а участь подчиненных им бойцов отдается на откуп местной служилой бюрократии.