Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 2

26 мая несколько десятков женщин, подрабатывавших в комитете великой княгини Елизаветы Федоровны (этот комитет оказывал благотворительную помощь на местах семьям лиц, мобилизованных в действующую армию) получили отказ на просьбу о подработке и, страшно возмущенные, столпились у дома генерал-губернатора на Тверской. Они стали обвинять во всех своих бедах великую княгиню (немку по происхождению). Собралась толпа сочувствующих, немедленно подхвативших обвинения в адрес не только Елизаветы Федоровны, но и императрицы и немцев вообще.

На самом деле, конфликт этот имеет более интересную предысторию, о которой не грех и рассказать. Свидетелем начала погрома был журналист И.В. Жилкин, который и рассказал, с чего все началось. Действительно, женщины не получили еженедельной подработки. Кто-то выкрикнул, что великая княгиня отдала все заказы немецкой фабрике «Мандль». Это было не совсем правдой — фирма Мандль была австрийской, но к тому времени ее уже приобрела за бесценок группа патриотически настроенных русских бизнесменов во главе с графом Татищевым, после чего интендантское ведомство приняло решение загрузить ее государственным заказом, лишив подработки женщин-солдаток. Когда раздраженные женщины появились на улице, последней каплей стало появление новенького черного лимузина княгини Елизаветы Федоровны — в него полетели камни. Подоспевший наряд полиции смог разогнать разъяренных баб, но по Москве поползли слухи о предательстве и на следующий день вспыхнул уже полноценный погром.

…

… «Бабий бунт» завершился подачей жалобы главноначальствующему князю Ф. Ф. Юсупову. В тот же день рабочие ситценабивной фабрики Гюбнера, недовольные тем, что из Москвы не выслали «эльзасцев» (вместе с другими немцами), оставили рабочие места и вышли на манифестацию с портретом государя и национальными флагами. Они направлялись на Прохоровскую мануфактуру: вспыхнувшую среди тамошних рабочих дизентерию молва также приписывала «проискам немцев». Однако полиция не пустила их во двор.

Наутро следующего дня та же толпа (пополнившаяся рабочими Рябовской мануфактуры) направлялась прямиком к воротам фабрики «Товарищество ситценабивной мануфактуры Эмиль Циндель».

У ворот фабрики демонстрацию поджидал пристав Эклон, который принялся увещевать людей, чтобы они даже не пытались проникнуть на территорию фабрики. С ним находились десять городовых. Прислушавшись к угрозам пристава, манифестанты отправили в фабричную контору депутацию. В это время к воротам предприятия подъехал полицмейстер Миткевич. «С назначением нового главноначальствующего, — заявил он перед толпой, — началась длительная борьба с немецким засильем…» Пока он говорил, часть толпы уже проникла внутрь территории фабрики. Вскоре подъехал градоначальник А. А. Адрианов со своим заместителем Севенардом в сопровождении двухсот полицейских. Градоначальник пообещал митингующим во всем разобраться.

Отъезжая от ворот, Адрианов не дал никаких распоряжений полицейским. Бездействие представителей власти окончательно раскрепостило толпу. Ворвавшись во двор, основная группа присоединилась к избиению директора фабрики, московского мещанина Карлсена. Один из полицейских рассказывал: «В подавлении беспорядков непосредственное участие приняли, по-видимому, только посланные мною на выручку Карлсена шесть конных городовых. Как я потом узнал, двое из них вытащили Карлсена из воды (избитого управляющего снесли к Москве-реке и положили в лодку) и пытались переправить его на лодке на противоположный берег, но толпа перехватила Карлсена и добила его». По словам очевидцев, все это происходило на глазах дочери Карлсена, сестры милосердия. Потом настал черед фабрики Роберта Шрадера. Разгромив ее, толпа направилась в дом владельца, где зверски расправилась с четырьмя женщинами (женой директора-распорядителя Э. Янсен, его сестрой К. Янсен, тещей Э. Штолле и русской подданной Б. Энгельс). Варварское убийство четырех женщин, одной из которых было больше 80 лет, не остудило пыл погромщиков. Генерала Адрианова происшедшая трагедия «сподвигла» лишь на ночную поездку с докладом к Феликсу Юсупову. Обстоятельства трагедии в изложении градоначальника были сильно смягчены… Наступило утро 28 мая. Полиция все-таки стала принимать вялые меры: немцев — владельцев предприятий под охраной свозили в тюрьму. На этом фоне погромы продолжились. С утра была разгромлена аптека «Феррейн В. К., т-во» на Никольской улице. Погромщики извлекли из подвалов все запасы спирта (пять пудов) и распили его. К середине дня многотысячная толпа собралась на Красной площади, скандируя требования об отречении императора и передаче престола великому князю Николаю Николаевичу, а также о пострижении императрицы в монахини. Вволю намитинговавшись, толпа начала расходиться в разные стороны…

Вскоре погром разгорелся в центре Москвы, на Мясницкой. Переходя со списками от магазина к магазину, от квартиры к квартире, толпа методично громила их. Если владельцы успевали предъявить документы о своей непричастности к немецкому народу, погромщики уходили, но не всегда…

За два часа было разгромлено 8 магазинов и 7 контор: магазины Эйнема (кондитерских изделий), А. Б. Мейера, Роберта Пфеффера (электрических принадлежностей) А. Я. Фохта (рейнский погреб), Н. Зотова и Ко (торговый дом), акционерного общества К. Эрланса и Ко, конторы — Я. Зоргагена (по продаже шерсти), инженера Карла Линденберга и Павла Вортмана (технические конторы), Г. Гросмана (мельнично-строительная), помещения правления товарищества Э. Липгардта, контора завода Тильманс. Среди пострадавших оказались и русские, и французы, и даже внештатный консул колумбийского правительства П. П. Вортман. Огромная толпа манифестантов, собравшаяся в центре Москвы, приняла решение направиться в сторону Красных Ворот, к резиденции главноначальствующего Юсупова. Шествие возглавил лично градоначальник А. А. Адрианов. По словам очевидцев, он только и делал, что увещевал возбужденную массу воздерживаться от разрушения русских заведений. Возбужденная толпа остановилась у конторы Кос и Дюрр (она располагалась в доме М. И. Григоровой). Здание было известно тем, что в нем родился М. Ю. Лермонтов: об этом напоминала белая мраморная доска на фасаде (со стороны Каланчевской улицы). Когда начался погром, комнату, в которой великий поэт появился на свет (она находилась внутри помещений конторы Кос и Дюрр) безжалостно разгромили, как и все остальные. Но на этом «дело» не закончилось. Как оказалось, погромщики только вошли в раж…

Тысячные толпы растеклись по улицам, множась и дробясь, и к вечеру 28 мая погромная волна охватила почти всю Москву. Разорению подверглись предприятия Эйнема, Цинделя, Мюзера, Вейде, Шульца, Жирардовская мануфактура и др. Начались стихийные нападения на частные дома немцев и квартиры. 29 мая в 4 утра накачавшиеся алкоголем толпы разграбили картонажную фабрику Г. Генке. Ближе к вечеру и ночи бесчинства развернулись в Петровско-Разумовском, где находились дачные особняки. Было разгромлено 20 дач, принадлежавших австрийским и германским подданным. Беспорядки происходили также в селах Ростокино, Всехсвятское и Свиблово. Погромы сопровождались поджогами. В ночь с 28 мая в Москве произошло 150 пожаров.