Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 2

Каковы функции интеллектуальной элиты? Какой ценный продукт она производит?

Для интеллектуальной элиты таких продуктов несколько. Это смыслы — интеллектуальная элита отвечает на вопрос братьев Стругацких: зачем мы нам? /кстати, этот гениальный вопрос поставили русские и мы же не нашли на него ответа/, почему бы нам не взять скажем пособие, пять тысяч долларов или там десять — и не уехать. Это образцы поведения, разделение поведения на должное и недолжное. И это функция воспитания — не только для своего воспроизводства, но и для общества в целом.

Так вот — русская интеллигенция все эти три направления деятельности блистательно провалила, причем с таким оглушительным треском, каким сложно припомнить в человеческой истории. Да еще она провалила их дважды всего за одно столетие. Мы сначала не сдали экзамен на зрелость как Российская Империя, потом и как СССР.

Смыслы? Они были полностью направлены на деструктивную деятельность. Фактически — все девятнадцатое столетие интеллигенция доказывала, какая у нас плохая страна и почему мы должны ее разрушить. Причем речь шла не только о смене политической модели — нападкам подвергались семья, традиционные ценности, десять заповедей. Я не знаю, есть еще в истории пример такого разрушительного поведения или нет?

Образцы поведения? Мы видим, что мало есть на свете столь же гнусных людей, как русский интеллигент конца 19 — начала 20 века. Он лжив. Он способен оправдать любую мерзость движением к высокой цели. Вообще, обратите внимание — высокие цели в разные времена ставили разные группы людей в разных странах, но совершенно необязательно это сопровождалось вседозволенностью и моральным релятивизмом. Он не способен ни плодотворно работать, ни создать семью — он вообще отрицает такие ценности нормального общества как работа и семья. Он готов нарушить любую из десяти заповедей и оправдать нарушение их другим человеком. Он стаден, он не считает плохим преследовать человека за другое мнение. Он считает вредной свободу — и одновременно борется за свободу, и как это уживается в его буйной головушке — непонятно. Но кстати, если интеллигенция на словах боролась за свободу, а на самом деле опасалась ее — то это еще один пример ее лживости и лицемерия, столь дорого нам обошедшихся.

Феномен русской интеллигенции и того что она натворила — заставляет задуматься о вечных ценностях. Десять заповедей, семья, труд. Может ли человечество в принципе отойти от любой из этих ценностей и не угодить в яму? Видимо, нет — потому они и вечные. И отступление от них — должно караться самым суровым образом.

Воспитание? А какого человека способен воспитать человек с такими ценностями, о которыми говорится выше? Такого же. Вот и шло воспитание российского студента. В котором совмещалось — презрение к людям, презрение к праву и правам, агрессивная стадность, моральная и бытовая нечистоплотность, неспособность создать нормальную семью, разгульный образ жизни, презрение к учебе, накрепко усвоенные деструктивные и антигосударственные нормы поведения. Российский студент того времени — представлял собой самоназначенного солдата невидимой армии, ведущего войну с обществом и государством ради того чтобы получить шанс построить что-то новое на руинах. И одновременно разбойника, с гиканьем разрушающего и расхищающего столетиями накопленные русским народом ценности в самых разных сферах бытия. Он сражался во имя народа — и он же был от него оторван, он не был частью русского народа, он был народившимся на этой земле чужаком. И он считал, что вот, падет твердыня самодержавия, и сразу наступит другая жизнь, придет свобода, а вместе с ней придет и все хорошее что есть в других странах, и новое общество — возникнет само, свободное от болячек старого. Но ведь в этом случае — строить все равно должны были эти же самые люди с этими же ценностями и установками, с этим поведением. И что у них в принципе могло получиться хорошего?

Ничего хорошего и не получилось.

Б. А. Кистяковский. В защиту права.

Право не может быть поставлено рядом с такими духовными ценностями, как научная истина, нравственное совершенство, религиозная святыня. Значение его более относительно, его содержание создается отчасти изменчивыми экономическими и социальными условиями. Относительное значение права дает повод некоторым теоретикам определять очень низко его ценность. Одни видят в праве только этический минимум, другие считают неотъемлемым элементом его принуждение, т. е. насилие. Если это так, то нет основания упрекать нашу интеллигенцию в игнорировании права. Она стремилась к более высоким и безотносительным идеалам и могла пренебречь на своем пути этою второстепенною ценностью.

Но духовная культура состоит не из одних ценных содержаний. Значительную часть ее составляют ценные формальные свойства интеллектуальной и волевой деятельности. А из всех формальных ценностей право, как наиболее совершенно развитая и почти конкретно осязаемая форма, играет самую важную роль. Право в гораздо большей степени дисциплинирует человека, чем логика и методология или чем систематические упражнения воли. Главное же, в противоположность индивидуальному характеру этих последних дисциплинирующих систем, право — по преимуществу социальная система, и притом единственная социально дисциплинирующая система. Социальная дисциплина создается только правом: дисциплинированное общество и общество с развитым правовым порядком — тождественные понятия.

С этой точки зрения и содержание права выступает в другом освещении. Главное и самое существенное содержание права составляет свобода. Правда, это свобода внешняя, относительная, обусловленная общественной средой, Но внутренняя, более безотносительная, духовная свободна возможна только при существовании свободы внешней, и последняя есть самая лучшая школа для первой.

Если иметь в виду это всестороннее дисциплинирующее значение права и отдать себе отчет в том, какую роль оно сыграло в духовном развитии русской интеллигенции, то получатся результаты крайне неутешительные. Русская интеллигенция состоит из людей, которые ни индивидуально, ни социально не дисциплинированы. И это находится в связи с тем, что русская интеллигенция никогда не уважала права, никогда не видела в нем ценности; из всех культурных ценностей право находилось у нее в наибольшем загоне. При таких условиях у нашей интеллигенции не могло создаться и прочного правосознания, напротив, последнее стоит на крайне низком уровне развития.

Правосознание нашей интеллигенции могло бы развиваться в связи с разработкой правовых идей в литературе. Такая разработка была бы вместе с тем показателем нашей правовой сознательности. Напряженная деятельность сознания, неустанная работа мысли в каком нибудь направлении всегда получают свое выражение в литературе. В ней прежде всего мы должны искать свидетельств о том, каково наше правосознание. Но здесь мы наталкиваемся на поразительный факт: в нашей "богатой" литературе в прошлом нет ни одного трактата, ни одного этюда о праве, которые имели бы общественное значение. Ученые юридические исследования у нас, конечно, были, но они всегда составляли достояние только специалистов. Не они нас интересуют, а литература, приобретшая общественное значение; в ней же не было ничего такого, что способно было бы пробудить правосознание нашей интеллигенции. Можно сказать, что в идейном развитии нашей интеллигенции, поскольку оно отразилось в литературе, не участвовала ни одна правовая идея. И теперь в той совокупности идей, из которой слагается мировоззрение нашей интеллигенции, идея права не играет никакой роли. Литература является именно, свидетельницей этого пробела в нашем общественном сознании.