Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 1

В итоге именно это и произошло. В точности!

Раскол РСДРП на большевиков и меньшевиков — произошел в 1903 году на втором съезде РСДРП по причинам, которые выглядели надуманными. Многие считают, что суть конфликта — в желании Ленина безраздельно править партией, и в какой-то мере так оно по началу и было. Но потом — начали проявляться расхождения позиций большевиков и меньшевиков, и чем дальше — тем они были серьезнее.

В чем они заключались?

1. Меньшевики — не чурались сотрудничества, если это шло на пользу рабочим и рабочему движению. Ленин — не только никогда и ни с кем не сотрудничал — он был мастером размежеваний. Ленин в принципе считал сотрудничество вредным и опасным, а вот вражду — насаждал и поддерживал. Политическое кредо Ленина можно было описать двумя фразами. Первая — чем хуже России, тем лучше (тем вероятнее в ней произойдет революция). И вторая — кто не с нами, тот против нас. Меньшевики были типичной европейской социал-демократической партией, которую можно пустить и в парламент. Ленин — был политическим уголовником.

2. Обе партии — участвовали в революции 1905 года, видели ее провал — но выводы сделали кардинально разные. Меньшевики решили, что в будущем не нужно быть слишком радикальными, чтобы обеспечить возможность сотрудничества с буржуазией в борьбе против правительства. Большевики сделали вывод, что Маркс был не прав относительно порядка революций, и надо быть еще более радикальными, снося не только правительство, но и буржуазию. То есть, необходимы еще более радикальные лозунги и действия не только против правительства — но и против буржуев.

Л. Хеймсон. Меньшевизм и большевизм.

Несмотря на трагические заключительные ноты, выводы, изложенные Мартовым в статьях лета 1905 г., совпадали с оптимистическим сценарием, нарисованным Даном и Мартыновым в октябре, в одном существенном положении. Оно состояло в том, что без поддержки — не говоря уже о сопротивлении — со стороны буржуазии, революционная борьба российского пролетариата того времени была осуждена на провал при отсутствии революционного процесса в форме социалистической революции на Западе. В дальнейшем развитии меньшевистского движения это предположение осталось сутью политического кредо всех его течений, несмотря на их иногда существенные политические разногласия, вплоть до Октябрьского переворота 1917 г.

3. Меньшевики считали, что революция должна начаться и уже после ее начала — в ходе демократического процесса должна выработаться та форма, которая послужит фундаментом новой системы власти. Большевики считали, что сначала необходимо создать прототип новой системы власти, организацию, которая эту власть готова будет взять в виде партии, спаянной железной дисциплиной — а потом уже эту власть брать.

Причем большевики считали, что для большей спаянности и решительности — политическое подполье не только может, но и должно отрезать себе все пути к достижению договоренностей с другими участниками политического процесса, и не только самодержавием, но и буржуазией и легальными политическими партиями. А для достижения этого — подполье может и должно заниматься уголовной и террористической деятельностью.

То есть, распространенное мнение о том, что Ленин в отличие от эсеров отказался от индивидуального террора как политического средства не совсем верно. Ленин действительно не верил, что убийство одного или нескольких политиков или жандармов или полицейских способно приблизить революцию. Однако он считал, что революционной ситуации можно достичь противоправными, нелегальными методами, и для этого надо иметь в своем распоряжении не легальную парламентскую политическую партию, а небольшую политическую группировку тоталитарного типа, которая внедрена в более широкие структуры рабочего движения, контролирует их изнутри, а ее члены повязаны между собой совершением преступлений и готовы совершать новые преступления во имя революции (и совершали — разбои Камо и Сталина на Кавказе, интриги вокруг наследства фабриканта Шмидта…).

Л. Хеймсон. Меньшевизм и большевизм.

Таким образом, разница в тактическом подходе меньшевиков и большевиков в период Первой русской революции существенно в дальнейшем увеличивалась между этими двумя течениями по отношению к оценкам существа и динамики всех политических процессов. Для большевиков захват и эксплуатация политической власти во всей их полноте и потенциале стали представлять сами по себе, если не окончательную цель, то, во всяком случае, решительный рычаг для уничтожения старого и установления нового политического, социального и экономического порядка. Для меньшевиков, наоборот, революционная политика вообще и политическая власть в особенности стали представляться как отражение, а не только как главный инструмент, более глубоких трансформаций в структуре общества в целом и в политическом самоопределении, мобилизации и организации рабочих, в особенности в их борьбе за социальный, экономический и даже психологический перевес над другими политическими силами и социальными группами в разгар революционного процесса.

Как мы видим, здесь тактические разногласия превращаются в стратегические, а позиция большевиков делает практически неизбежным то, что произошло со страной начиная с 1917 года. Если для меньшевиков — важнее власти глубокие изменения в обществе, позволяющие создать государство и общество нового типа — то большевики ориентированы на захват власти в том обществе, какое есть, причем факт обладания властью для них более важен, чем изменения. В действительности — это приведет к практически мгновенному восстановлению антидемократических практик — и не только к восстановлению, но и к широчайшему их развитию. Для большевиков — власть была, или вскорости стала целью, а не средством. И они правили, проделав работу над ошибками — Ленин и Сталин практически все свое время пребывания у власти — посвятили укреплению защиты своей власти, чтобы их не свергли, как они свергли Царя.

Вернемся немного ранее, в еще довоенный период.

Меньшевики до 1914 года были куда более влиятельными, чем большевики. У них была пусть небольшая, но все же парламентская фракция, они активно восстанавливали разгромленные во время революции 1905–1907 годов формы рабочего самоуправления (кооперативы, народные университеты, клубы просвещения рабочих) и политически контролировали их.

Более того, в четвертой Государственной Думе они начали сближаться с фракциями, представлявшими крупный капитал — с октябристами и прогрессистами. Причина — рабочее движение и контроль над ним — были серьезным инструментом для шантажа правительства и самодержавия на случай разгона Думы — и заявкой на то, что на перевыборах — можно будет переизбраться с хорошим результатом. Практика использования фабрикантами рабочих в своих политических интересах не нова, она имела место и в 1905–1907 годах. Но теперь — об этом сговаривались в кулуарах Государственной Думы, обходя не только большевиков, но и кадетов. Большевики с их неистребимой тягой к подпольщине и уголовщине — в мирное время ощутимо проигрывали тем, кто имел легальную трибуну и доступ к профсоюзам.