Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 1

Петр . Подождите… и я женюсь…

Бессемёнов . Да, я вижу! Ты — хоть завтра готов… Ну, только — на ком? На вертушке, на беспутной бабенке… да еще и вдове! Э-эх!

Петр (вскипая). Вы не имеете права называть ее… так!

Бессемёнов . Как — так? Вдовой или беспутной?

Татьяна . Папаша! Пожалуйста… пожалуйста, оставьте это! Петр… Уйди!.. или — молчи! Я ведь вот — молчу! Слушайте… Я — не понимаю ничего… Отец!.. Когда вы говорите — я чувствую — вы правы! Да, вы правы, знаю! Поверьте, я… очень это чувствую ! Но ваша правда — чужая нам… мне и ему… понимаете? У нас уже своя… вы не сердитесь, постойте! Две правды, папаша…

Бессемёнов (вскакивая). Врешь! Одна правда! Моя правда! Какая ваша правда? Где она? Покажи!

Петр . Отец, не кричи! Я тоже скажу… ну, да! Ты прав… Но твоя правда узка нам… мы выросли из нее, как вырастают из платья. Нам тесно, нас давит это… То, чем ты жил, твой порядок жизни, он уже не годится для нас…

Бессемёнов . Ну да! Вы… вы! Как же… вы образовались… а я дурак! А, вы…

Татьяна . Не то, папаша! Не так…

Бессемёнов . Нет — то! К вам ходят гости… целые дни шум… ночью спать нельзя… Ты на моих глазах шашни с постоялкой заводишь… ты всегда надута… а я… а мы с матерью жмемся в углу….

Акулина Ивановна (врываясь в комнату, жалобно кричит). Голубчики! Да я ведь… родной ты мой! Разве я говорю что? Да я и в углу!.. и в углу, в хлеву! Только не ругайтесь вы! Не грызите друг друга… милые!

Бессемёнов (одной рукой привлекая ее, а другой отталкивая). Пошла прочь, старуха! Не нужна ты им. Оба мы не нужны! Они — умные!.. Мы — чужие для них…

Татьяна (стонет). Какая мука! Какая… мука!..

Петр (бледный, с отчаянием). Пойми, отец… ведь глупо это! Глупо! Вдруг, ни с того ни с сего…

Бессемёнов . Вдруг? Врешь! Не вдруг… годами нарывало у меня в сердце!..

Акулина Ивановна . Петя, уступи! Не спорь!.. Таня… пожалейте отца!

Бессемёнов . Глупо? Дурак ты! Страшно… а не глупо! Вдруг… жили отец и дети… вдруг — две правды… звери вы!

Татьяна . Петр, уйди! Успокойся, отец… ну, прошу…

Бессемёнов . Безжалостные! Стеснили нас… Чем гордитесь? Что сделали? А мы — жили! Работали строили дома… для вас… грешили… может быть, много грешили — для вас!

Петр (кричит). Просил я тебя, чтоб ты… все это делал?

Акулина Ивановна . Петр! Ради…

Татьяна . Ступай вон, Петр! Я не могу, я ухожу… (В изнеможении опускается на стул.)

Бессемёнов . А! бежите… от правды, как черти от ладана… Зазрила совесть!

…

Бессемёнов (угрюмо улыбаясь). Ну, а Петра куда пошлешь? Э-эх ты! Глупая старуха! Глупая ты… Пойми, я не зверь какой! Я от души… от страха за них… от боли душевной кричу… а не от злости. Чего же ты их разгоняешь от меня?

Акулина Ивановна . Да я ведь знаю… голубчик мой! Я знаю все… да жалко их! Мы старые с тобой… мы — таковские! Куда нас? Господи! На что нас? А им — жить! Они, милые, горя-то от чужих много увидят…

Петр . Отец, ты, право, напрасно… волнуешься… Ты вообразил что-то…

Бессемёнов . Боюсь я ! Время такое… страшное время! Все ломается, трещит… волнуется жизнь!.. За тебя боюсь… Вдруг что-нибудь… кто нас поддержит в старости? Ты — опора нам… Вон Нил-то… вишь какой? И этот… птица эта, Тетерев… тоже! Ты сторонись их! Они… не любят нас! Гляди!

Вопрос был не только и не столько в студенчестве, сколько в том, что опять, и не первый раз в России произошел разрыв поколений. Причина видимо та же, что и сейчас — коммуникационный взрыв и взрыв мобильности. Массовое распространение газет, книгопечатание, телеграф, уже и телефон — все это сделало возможным быстрые социальные коммуникации. Это сыграло ту же роль, что и социальные сети сейчас. Люди начали говорить, стало возможным быстро обратиться к большим группам населения, все пришли в возбуждение от сказанного, поверили…

Но кое-что все же можно было сделать иначе.

Обращаясь назад — следует признать, что грубейшая и принципиальная ошибка была допущена, когда стали размещать университеты в крупных городах. Считалось, что каждый крупный город, тем более столичный город — должен иметь ряд обязательных атрибутов, среди которых были опера, театр и университет. Куда дальновиднее поступили англичане, а за ними — американцы, когда вынесли все свои крупные ВУЗы за пределы крупных городов, в провинциальные Оксфорд, Кембридж, Стэнфорд, Йелль. Как показала практика — на качестве образования это, если и сказалось, то в лучшую сторону (студенты заняты обучением, а не политикой) — но зато студенты стали заниматься именно получением образования, радикальные политики не получили адептов, а рабочие массы — молодых, активных и индоктринированных вожаков. В России, увы, вопрос был решен иначе.

Не так давно я наткнулся на интересную книгу. Почти пяти десяткам профессоров, собравшихся на научную конференцию, посвященную годовщине Февральской революции были розданы анкеты, в которых было десять вопросов относительно причин революции, ее хода, последствий и — могло ли все быть иначе? Немалая часть ответивших возложила вину в произошедшем на Царя — якобы не был решен вопрос участия «либералов» во власти, и это и стало причиной восстания образованного класса против Царя. Но у меня тотчас же возникает вопрос — а готов ли был сам либеральный класс к сотрудничеству с властью? И что он из себя представлял? То что он серьезно отличался от либералов нынешних — это факт.

И главный вопрос — а откуда у нас взялся вот именно такой класс либералов? Почему, например, у нас и сейчас нет никого наподобие Маргарет Тэтчер? Человека, безусловно, либерального, но либерального в смысле «равенства возможностей», а не «равенства достатка» (или выражаясь словами Шарикова — отнять все и поделить).

Так вот.

На мой взгляд — одна из глубинных причин революционаризации России — трагически неправильный выбор иностранного языка для изучения.

Это был французский. Для дворянского сословия — только французский. Язык поэтов и к сожалению, революционеров. Если речь шла о втором языке — то это был немецкий, язык Карла Маркса и Фридриха Энгельса. В итоге — революционная зараза проникала в страну практически беспрепятственно, устанавливать цензуру и контролировать книгопечатание было бессмысленно, потому что было в достатке тех, кто мог прочитать труды революционных титанов мысли в оригинале и перевести их. И истолковать в силу своего понимания.