Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 1

Одним из факторов, который определил провал демократических преобразований в 1917 году, а затем и в девяностые — был резкий рост уголовной преступности как ответ общества на свободу и новые, полученные не для этого права. Мы сейчас помним девяностые — страна захлебнулась в крови криминальных войн. Но мы не помним события 1917 года — а меж тем они довольно схожи, хотя и подоплека у них разная.

В девяностые годы — фундаментом резкого, неожиданного и необъяснимого роста преступности — был крайне высокий уровень латентной преступности в СССР, скрытый за лукавыми цифрами статистики. Н.С. Хрущев выдвинул лозунг о полной победе над преступностью в условиях социализма — и милиция была поставлена в такие условия, когда она не могла регистрировать заявления граждан и вести расследования, как в других странах — потому что это подрывало благостную картину, нарисованную первым секретарем партии. Конечно, убийство сокрыть было невозможно, а вот кражу, грабеж, угон машины, мошенничество, даже и изнасилование — вполне. И скрывали. В СССР была совершенно дикая статистика по преступности — более половины преступлений — тяжкие и особо тяжкие, хотя такого нет нигде в мире. Такая картина может быть объяснена только тем, что нетяжкие преступления, которые можно скрыть — скрываются, просто не регистрируются.

Но сигнал к криминальному восстанию 1992 года — прозвучал десятью годами ранее, когда шеф КГБ Ю.В. Андропов придя к власти, расправился с министром внутренних дел Н. Щелоковым, а заодно и с мощным, созданным им при Брежневе аппаратом МВД. Сорок тысяч оперов и дознавателей было уволено, многие по отрицательным основаниям или посажены. Были разгромлены целые структурные подразделения. Неудивительно что после такого слома система работать уже не могла.

Что же происходило в Империи сто лет тому назад с преступностью?

http://www.itogi.ru/kriminal/2013/1/185625.html

Теперь к статистике. Согласно ей в 1913 году первое место среди совершенных в Российской империи преступлений занимали кражи, коих было зафиксировано 167 755. На втором месте значатся 43 323 случая насильственного похищения имущества, то есть разбои и грабежи. На третьем — 34 438 убийств. Четвертое место занимали служебные преступления (14 501), а пятое — 9541 случай так называемых преступлений против порядка управления, посягающих на нормальную деятельность государственного аппарата и сопряженных с совершением насильственных действий над должностными лицами. Вот такая картина криминального состояния общества век назад. Но как это перевести на современный уклад? Много или мало преступлений совершалось в царской России?

Это как посмотреть. Например, в среднем в столице регистрировалось в сутки до 20 заявлений о кражах, но бывали дни, когда фиксировалось более 60 краж, причем порой весьма необычных — в частности, неоднократно случались проникновения в банковские хранилища через специально вырытые подземные ходы. Количество зарегистрированных в целом по стране преступлений было бы гораздо большим, но в то время мелкие правонарушения в определенной социальной среде могли не рассматриваться как преступления, что, с одной стороны, находилось в противоречии с законом, а с другой — в полном согласии с обычаями. Например, в крестьянской и мещанской среде спереть с прилавка селедку, обозвать соседа или дать по морде (официально — мелкая кража, оскорбления, побои) согласно обычному праву долгое время не считалось преступлениями, не сопровождалось иском в суд и потому не привлекало внимания правоохранительных органов. И тем не менее. «Минимальный уровень преступности в стране был зарегистрирован в конце царствования Николая I, то есть в середине XIX века, когда он был на 13 процентов ниже, чем в начале позапрошлого века, — рассказывает кандидат исторических наук, историк российской преступности Юрий Павлюченко. — А на 1913 год — канун Первой мировой войны — пришелся максимальный уровень преступности. При этом во время войны в 1914–1916 годах преступность в целом по стране снизилась на 25–30 процентов, но с 1916 года вновь наметилась тенденция к ее повышению». Эксперт также констатирует, что чем жестче был император, чем консервативнее царствование и тверже проводилась внутренняя политика, тем ниже была в России преступность, и наоборот, чем мягче был император и либеральнее правительственный курс, тем преступность выше. Тогда консервативная внутренняя политика, как правило, сопровождалась не только усилением репрессий против нарушителей закона, но и повышением общественного контроля за поведением граждан, что оставляло меньше места для безнаказанных проступков, что, собственно, и сдерживало криминалитет.

Думаю, что в России того времени существовала и высокая латентная преступность, которую не видели ни статистика ни власть — вплоть до убийств. Все это происходило в русской деревне, до которой закон не дотягивался, и сельских констеблей там не было. Вспомните Гришку Распутина — конокрада. Его отца убили разъяренные селяне — за угон лошади. Сам Гришка тоже стал конокрадом, был неоднократно изловлен и сильно бит, хотя и не до смерти. Как думаете, попало это в статистику?

Помимо уголовной преступности — существовала и преступность политическая.

Шебалков С. В. Специфика политических преступлений в Российской империи в конце XIX — начале XX вв. и система наказаний за их совершение // Молодой ученый. — 2013. — № 4. — С. 465–469. — URL https://moluch.ru/archive/51/6657/

Таким образом, в рамках российского уголовного законодательства конца XIX — начала XX вв. сложилась определенная классификация политических преступлений. Последние были разделены на три группы:

1) посягательства на внутреннее бытие государства (образ правления, порядок наследования престола, государственная целость России);

2) посягательства на внешнее бытие государства;

3) преступления против Особы Государя Императора и членов императорского дома.

В тексте Уложения первая и третья группы были объединены. Разумеется, уголовное законодательство не могло охватить всех составов преступной деятельности политического характера, ввиду чрезвычайного многообразия последней. Учитывая тот факт, что государственная измена была довольно редким явлением (это подтверждают и статистические данные), большая часть преступлений политического характера в России рассматриваемого периода, так или иначе, увязывалась с первой и третьей группой вышеприведенной классификации. Уголовный закон в качестве этапов совершения преступного деяния выделял:

1) умысел на преступление, обнаруженный через что-либо;

2) приготовление к приведению его в действие;