Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 1

…

При такой позиции правящих кругов нечего было и думать о привлечении крайнего аграрного крыла. Следовательно, промышленность тем более должна была стараться привлечь Центр к решению вопроса. Все козыри были в руках католической партии. Ее тактика в вопросе о покровительственных пошлинах была мастерской, с парламентской точки зрения прямо-таки гениальной. Нельзя забывать, что Центру приходилось удовлетворять самые различные интересы: крупных и мелких землевладельцев, а также промышленности, мелкого бюргерства и рабочих. Этим различным интересам соответствовало предложение повысить пошлины на зерно и на промышленные товары, однако доходы от повышения передавать не рейху, а специально созданной организации помощи вдовам и сиротам. Это предложение, названное по имени депутата Тримборна, убивало сразу трех зайцев. Во-первых, оно удовлетворяло аграриев Центра, во-вторых, соответствовало христианской любви к ближнему и, следовательно, привлекало некоторых рабочих, не говоря уже о работодателях, и, в-третьих, позволяло— по-прежнему держать империю в финансово-политическом отношении в руках Центра, то есть стабилизировало капелланократию. Имперская бюрократия неистовствовала. Однако что можно было сделать в то время против Центра? Оставались обычные закулисные переговоры. За принятие предложения Тримборна правительством и за чаевые для баварских крестьян, производящих ячмень, на который, к огорчению баварской бюрократии, повысили пошлины, Центр отказался от повышения тарифных ставок на зерно сверх позиций, предложенных правительством. Результат означал победу тяжелой промышленности, которая с самого начала выступала за правительственный проект. Большинство консерваторов уже в последнюю минуту удалось склонить к компромиссу снижением пошлин на сельскохозяйственные орудия. Собранное таким образом большинство подавило обструкции свободомыслящих и социал-демократов; в результате нарушения порядка ведения заседаний в ночь с 13 на 14 декабря появился новый таможенный тариф. Однако борьба за пошлины не закончилась без того, чтобы не спровоцировать еще раз внешнеполитическую интермедию. Это произошло следующим образом: 16 октября 1902 года Вюлов сделал заявление о том, что правительство не пойдет на уступки аграрному большинству рейхстага в вопросе о проекте тарифа на зерно. Казалось, тем самым тариф провалился. Аграрии уже стали верить в сохранение прежних торговых договоров. В это время у ворот Германии появились, ища помощи, три бурских генерала — Бота, Девет и Деларей, которые до самого конца вели борьбу с Англией партизанскими методами. В такой момент наивысшего напряжения их приезд, произвел такое же впечатление, как и речь английского министра колоний ровно год назад. Но в отличие от прошлого года английская пресса также пришла в возбуждение, в котором, однако, звучало больше, чем одно лишь— чувство вновь обретенной внешнеполитической безопасности и свободы действий. Вокруг вопроса, примет ли кайзер бурских генералов или нет, разгорелась ожесточенная борьба, вопрос о приеме бурских генералов стал символом англо-германских отношений….

Немного в сторону — изучая политическую и экономическую историю довоенной Германии, начинаешь понимать, что своевременное введение в Российской Империи конституции и ответственного перед Думой правительства — не решило бы существовавших проблем. Система власти в Германии была практически идеальной с точки зрения русских центристов и правых либералов: прямые выборы в двухпалатный парламент, ответственное перед парламентом правительство, Канцлер как фактический глава государства, но при этом остается монархия, не абсолютная как в России, но и не такая бессильная, как в Великобритании. Разрешены все политические партии, идет публичная политическая борьба, расходование бюджета происходит под прямым контролем Рейхстага. Но пятьдесят лет работы такой системы власти — показали, что в государстве, раздираемом серьезными и объективными внутренними противоречиями, публичная политическая деятельность является не панацеей, а наоборот, усугублением внутренней нестабильности и раскола. Публичная политика превращается в средство мобилизации всех противостоящих друг другу сил и вовлечения в элитные конфликты широких масс населения. Политические партии превращаются в озлобленные группировки, для которых уничтожение конкурента намного важнее, чем благо народа и государства в целом: эти группировки начинают продвигать политические решения, направленные не во благо целого, а во вред кого-то конкретно внутри страны. Например, пароходные компании лоббируют фритредерство, чтобы ввозить зерно из-за границы на кораблях, а аграрии — покровительственные пошлины, чтобы защитить крестьян — но тем самым они отнимают работу у моряков и грузчиков в портах. Сельским хозяевам выгодна высокая цена на хлеб, а промышленности — низкая, так как от цены хлеба зависит стоимость труда. Сельским хозяевам Пруссии хотелось бы иметь хорошие отношения с Великобританией, а сельским хозяевам юга Германии — с Россией, так как из русской Польши и Галиции к ним на заработки приходят сезонные рабочие — гастарбайтеры (как видим, за сто лет мало что поменялось). Таких групп по интересам — десятки, если не сотни, и найти компромисс между сотней разных людей невозможно, а политическое противостояние — не прекратится ни на секунду. Постоянно кто-то будет недоволен.

Принимаемые в ходе ожесточенной борьбы решения часто имеют далеко идущие последствия: например, строительство Флота открытого моря, на которое кайзер долго не мог получить деньги от рейхстага — протолкнул прусский министр финансов Иоганнес Микель, чтобы… не дать истратить деньги на строительство каналов, которые позволили бы производителям (прежде всего зерна) в глубине страны конкурировать с прусскими и вывозить продукцию на экспорт в обход прусских портов. В это сложно поверить — но закон, ставший в 1914 году одной из причин объявления Великобританией войны Германии — принимался именно с такой мотивацией. Парламентская политическая жизнь в Германии — была крайне разочаровывающим, грязным и циничным делом. Любой ее участник — готов был вступить в сговор с кем угодно, в том числе и с иностранцами, и ни на секунду не задумывался об общих интересах, отстаивая свои, частные. Грызлись все и со всеми — англофилы с последователями Бисмарка, промышленники и аграрии, пруссаки и баварцы с силезцами. Это грызня, продолжавшаяся годами и десятилетиями — была публичной и часто приводила к срыву и внешней и внутренней политики страны с тяжелыми последствиями. Вероятно, именно она и породила в немецком обществе, причем в широких его слоях — в армии, в бюрократической среде, в среде простых обывателей — одновременно запрос на твердую руку, какую-то долговременную стабильность пусть даже ценой утраты части политических свобод, и запроса на создание такой идеологии или такого плана действий, который позволил бы примирить враждующие группировки, и принести благосостояние всем, и аграриям и промышленникам, и экспортерам и тем, кто работал на внутренний рынок. Ответом на первый вопрос — стало массовое голосование за НСДАП и тоталитаризм Гитлера. Ответом на второй вопрос — стала разработанная еще до Первой мировой войны лучшими умами Второго рейха доктрина «Натиска на Восток», которая должна была разрубить гордиев узел противоречий в самой Германии и дать возможность разбогатеть всем, и промышленникам и аграриям за счет разграбления наиболее богатых и промышленно развитых регионов России. Этот же план — пытался претворить в жизнь и Гитлер, он никогда не отказывался от него в принципе, просто считал что при его исполнении ранее были допущены ошибки, которые он не совершит. Этот план — родился в самом начале 20 века и оставался актуальным до 1945 года…