Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 1

Скиталец. Молчание //Газета копейка. 1.01.1913.

Нам стыдно за прошлое, стыдно за наше безучастие и равнодушие к жизни текущей — и только, как бы в самооправдание, мы кричим о более лучшем, о более светлом. А лучшее ушло, уходит, мы же становимся хуже и хуже…

М. Городецкий. На Новый год // Газета копейка. 1.01.1917

Подобное нельзя объяснить рационально — но это было тогда, это же мы видим и сейчас.

Гражданское общество в России — М. Зыгарь прав — было, но оно было на удивление незрелым и политически наивным. Я не буду много про него говорить, это тема отдельной главы. Скажу лишь то, что гражданскому обществу не удалось ничего из того, что должно было удаться. Оно не смогло объединить интеллект и капитал — об этом будет рассказ в статье про кадетов, только один из кадетов, Петр Струве осознал всю гибельность вражды интеллигенции и капиталистов, даже пытался организовывать экономические чтения, для других же интеллигентов капитализм был «царством Ваала», они испытывали к нему глухую, непреходящую враждебность, но взамен предлагали совсем уж наивные, утопичные вещи. Гражданскому обществу не удалось ни сформировать корпус управленцев, ни вступить в соглашение с прогрессивной частью чиновничества (а такое было) ни сформулировать отличный от государственного проект развития России — этим и объясняется потрясающая беспомощность русской демократии в период с февраля по октябрь 1917 года, ее бесплодная говорильня. Вдумайтесь — практически единственным проектом который был выдвинут и четко выполнялся были выборы в Учредительное собрание — но выборы выборами, но как решать насущные и тяжелейшие задачи страны в условиях жестокой войны — никто не знал, никто не был готов. Неудивительно, что, в конце концов, Ленин выхватил власть и победил. Против него восстали — но с каким лозунгом? Непредрешенчества? Это значило только одно — что и у белых ответов на вопросы, стоящие перед Россией — нет.

Но единственный лозунг, под которым готов был подписаться любой интеллигент, звучал просто — долой самодержавие! Долой и все. Без рассуждений, без размышлений на тему а что потом и кто потом. Вдумайтесь — в предреволюционный период в России не вышло ни одного труда по политическому устройству общества, в котором бы размышлялось о том, какой режим мог бы заменить самодержавие. Доминировал марксизм — но он доминировал исключительно потому, что никакой своей альтернативы не было, кроме совсем уж одиозных. Интеллектуальная пустыня.

Долгая, жестокая, проигрышная, с потерями война с властью ожесточила интеллигенцию до крайности и никто не заметил, как средство стало целью. Никто не воскликнул — ну уберем мы царя, а дальше то — что?

Подводя итог: Россия в мире занимала место экономического подростка, быстро растущего и политического изгоя, с которым честным людям стыдно иметь дело. При этом — «нерукопожатость» России концентрировалось в основном в западных обществах, политики и бизнес вынуждены были считаться с Россией и иметь с ней дело. Сильный экономический рост привел к появлению двух Россий с разными интересами и росту политической активности и требовательности, которым власть не хотела и не могла соответствовать. Общество было угнетено и подавлено, что в любой момент могло смениться вспышкой ярости и агрессии, как и произошло в 1917 году.

В истории Первой мировой войны — на мой взгляд, уделяется излишнее внимание поводу — убийству в Сараево наследника Австро-Венгерского престола, но совершенно недостаточное — причинам. И главный вопрос, на которой и до сих пор нет честного и развернутого ответа — а почему 01 августа 1914 года Германия объявила войну России, при том, что до этого — только Австро-Венгрия 28 июля объявила войну Сербии, и все так и могло закончиться, кровавой, но локальной войной. В своих мемуарах об этом написал Гинденбург: — "для меня так и осталось загадкой, почему мы первые объявили России войну". Официальная причина — потому что Россия объявила мобилизацию — выглядит достаточно натянутой. На 01 августа — Германии еще никто не объявил войну — ни Франция, ни Великобритания. И в интересах Германии, что бы не происходило — было не объявлять войну первыми. Более того — нельзя считать фактом то, что Германии в любом случае объявили бы войну Великобритания и Франция, рано или поздно. Все могло бы закончиться игрой мускулами, как бывало и ранее. В Германии не могли не знать и того, что Николай II отнюдь не жаждал этой войны.

Но Германия все же объявила эту войну.

Нет ответа и на куда более важный для сегодняшнего мира вопрос — а откуда в Германии взялся нацизм. Был ли нацизм порождением нездорового ума одного ефрейтора с незаконченным образованием — или он был чем-то большим? Были ли в Германии до 1914 года предпосылки к нацизму? Почему с такой жесткостью было уничтожено еврейское население Европы. Было ли это следствием нездоровых мятений души того же ефрейтора или же Адольф Гитлер лишь «обналичил» витавшие в воздухе общественные настроения, цинично воспользовался ими для того чтобы завоевать и удержать власть? А ведь от этих ответов зависит ответ на вопрос огромной важности — каковы исторические предпосылки к возникновению нацизма и чего мы должны избегать, чтобы не допустить его возрождения.

Так вот.

После падения в 1802 году под ударами Наполеоновской армии Священной Римской Империи Германской Нации и до провозглашения в 1871 году единой Германской Империи или Второго Рейха — никакой единой страны на месте Германии попросту не существовало. Она раскололась на два десятка осколков, из которых самым сильным была Пруссия — но помимо Пруссии были еще два десятка графств, маркграфств и королевств, а так же и вольные ганзейские города. Все это были свои экономические субъекты со своими, часто противоположными интересами. Более того — до 1866 года вообще не было определено, что единое Германское государство состоится. Австро-Венгрия так же претендовала на роль собирателя немецких земель и не без успеха. Если бы не личность Бисмарка — вполне возможно, Пруссия так бы и осталась Пруссией, а Австро-Венгрия была бы намного сильнее, чем в реальности.

В 1848–1850 году — в Пруссии произошел конституционный кризис, результатом которого стало принятие конституции и избрание парламента — но не на прямых выборах, а по квотам. Монархия из абсолютной превратилась в конституционную. Никто тогда не знал, что исчезло важнейшее препятствие к объединению Германии, потому что с абсолютистским государством никто объединяться не стал бы. В Пруссии же была установлена конституционная монархия, чем-то напоминавшая нашу после 1905 года. И явился поистине великий человек и великий немец, который кстати долгое время жил в Петербурге, учился как строить державу, как жить державой — великий канцлер Бисмарк.