Ричард Вайнен - Долгий '68: Радикальный протест и его враги [калибрятина]

На деле экспансия университетов сопровождалась явлением, которое в британских официальных докладах было названо «поворотом к искусствам» (swing to the arts). Все меньшее количество детей изучали в школе естественные и математические дисциплины. Возможно, достигнутое к тому моменту экономическое благополучие позволяло не слишком беспокоиться о получении навыков, пользующихся очевидным спросом на рынке труда. Во Франции доля учащихся, посвятивших себя изучению гуманитарных наук, в конце 1960-х резко увеличилась. Национальный экономический план исходил из того, что естественными науками должен заниматься каждый третий студент, но к концу 1968/1969 академического года их изучала только пятая часть студентов 21.

Одновременно язык точных наук все более активно внедрялся и в прочие дисциплины. Ученые-гуманитарии теперь подчеркивали важность объективности и теоретической строгости, а исследовательскую работу ставили выше прежней учености. Их жизни начинали вращаться вокруг «исследовательских институтов», «научных лабораторий» и поисков крупных грантов. В романе Дэвида Лоджа «Академический обмен» ( Changing Places ), написанном в 1969 году, англичанин Филипп Лоу, любитель чтения, не способный завершить диссертацию и порой размышляющий над тем, чтобы опубликовать собственноручно составленные им экзаменационные вопросы, поскольку это и есть его наиболее важный вклад в науку, олицетворяет старомодную ученость, в то время как американец Моррис Цапп, к сорокалетию опубликовавший шесть книг и мечтающий проанализировать романы Джейн Остен, которую сам он считает «занозой в заднице», с использованием всех возможных теоретических подходов и методов, — прообраз исследователя нового типа.

Этот новый тип предпочитал крупные и коллективные исследовательские проекты и работу с аспирантами преподаванию, адресованному обычным студентам. Появление компьютеров породило жаркие дискуссии среди гуманитариев, которые усмотрели в новой технике возможность приблизиться к стандартам естественных наук. В 1962 году Фрэнк Рэймонд Ливис, литературовед из Кембриджа, подверг ожесточенной атаке Чарльза Перси Сноу, писателя и защитника естественно-научного образования, утверждая, что его романы как будто бы сочинялись «электронным мозгом» (Ливис нарочито использовал архаичный термин, обозначавший компьютер). Но всего через несколько лет многие заговорили о том, что компьютеры, возможно, и вправду смогут писать книги. А французский историк Эммануэль Ле Руа Ладюри в 1968 году провозгласил, что ученому, занимающемуся исторической наукой в будущем, «предстоит либо стать программистом, либо остаться никем».

Кроме того, 1960-е были отмечены экспансией «социальных наук». В 1968 году количество британских студентов, которые изучали социологию, впервые превысило число их товарищей, изучавших право или экономику. По числу абитуриентов эта специальность теперь уступала только медицине 22. Для Великобритании социология была новой дисциплиной, а в старейших британских университетах ее вообще никогда не преподавали. Во Франции, Германии и Италии с социологическим образованием дело обстояло получше, но здесь социологию преподносили весьма абстрактно и спекулятивно. Заметным новшеством для социологии 1960-х стало наращивание эмпирической работы, основанной на опросах, полевых исследованиях и статистических данных. Социология старалась представить себя в качестве «полезной» дисциплины, которая способна снабжать политиков конкретными рекомендациями, базирующимися на объективной и «аполитичной» информации. Социологи предлагали подкрепляемые доказательствами суждения практически по любым темам, включая даже — к концу десятилетия — вспышки студенческого недовольства на их собственных факультетах.

В значительной своей доле наиболее шумные и недовольные студенты обучались именно на факультетах социальных наук. В Калифорнийском университете в Беркли в 1965 году наиболее высокая поддержка «Движения за свободу слова» (Free Speech Movement) наблюдалась среди специализировавшихся в общественных дисциплинах, а самая низкая — среди изучавших бизнес, инженерное дело и архитектуру (75% и 42% соответственно) 23. В Лондонской школе экономики на долю студентов-социологов и студентов-антропологов приходилось всего 17% списочного состава, но при этом они составляли 34% тех, кто поддерживал студенческие «сидячие забастовки» 24.

Политические баталии в кампусах порой сталкивали между собой представителей разных дисциплин. Адепты социальных наук, считавшиеся радикалами, видели в своих коллегах-физиках и особенно инженерах законченных реакционеров. Иногда в основе этой враждебности лежали специфические связи между научными разработками и военными заказами. Взаимодействие подобного типа было особенно важным для Америки. К 1968 году американские университеты тратили на научные исследования 3 миллиарда долларов, 70% которых поступали из федеральных фондов, а свыше половины имели отношение к оборонным нуждам 25. Ни одна западная страна не обладала таким же военным бюджетом, как США, но при этом в Великобритании тоже протестовали — в частности, в Эссекском университете, когда туда пригласили спикеров из Портон-Дауна, британского исследовательского центра, занимающегося химическим оружием. В англосаксонских странах студенты, изучавшие естественные и технические науки, вообще оставались более консервативными по своим политическим взглядам, чем основная масса студентов; возможно, это усугублялось тем фактом, что их исследования проходили в более жестком режиме, не оставлявшем времени на участие в демонстрациях. Администрация Бирмингемского университета обнаружила, что градус радикализма в кампусе можно снижать довольно простым способом: достаточно отменить лекции у инженеров, освобождая тем самым большое количество студентов, готовых идти на «генеральные ассамблеи», созываемые активистами, и голосующих там против выдвигаемых левыми инициатив 26. Во Франции же естественные науки реже ассоциировали с консерватизмом, что объяснялось целым рядом причин. Во-первых, на местных ученых могла влиять сартровская идея ангажированного интеллектуала; во-вторых, французские технологии не использовались для преумножения американской военной мощи; наконец, в-третьих, условия труда большинства французских ученых были похуже, чем у их коллег из Великобритании и Соединенных Штатов.

Иногда ожесточенные конфликты вспыхивали внутри факультетов. В частности, студенты-социологи зачастую вымещали свое раздражение на собственных преподавателях. Уязвленный этим доцент Чикагского университета, разделявший, кстати, либеральные убеждения, писал: «Профессия социолога превратилась в поле наиболее неистовых атак со стороны студенческих активистов» 27. По его словам, лидер студенческой группировки в его собственном университете выражал стремление «уничтожить социологический факультет, мотивируя это тем, что речи его профессоров — сплошное дерьмо» 28.