Ричард Вайнен - Долгий '68: Радикальный протест и его враги [калибрятина]

Международная политика

Отказались ли «люди 68-го» от своих идеалов, как об этом нередко заявляли их враги? По меньшей мере, в двух вопросах их позиция выглядела не вполне логичной. Первый был связан с внешней политикой и, в особенности, с защитой прав человека. Для духа 68-го были характерны два аспекта. С одной стороны, он сопротивлялся репрессивным режимам; с другой стороны, он отвергал вмешательство мощных западных демократий в дела других стран. На рубеже 1960-х и 1970-х годов эта двойственная озабоченность не представляла проблемы, поскольку было видно, что репрессивные режимы повсеместно — в Индокитае, Чили, Испании — поддерживаются Соединенными Штатами. Все начало меняться после того, как Сайгон покинул последний американский вертолет. Судьба так называемых «людей в лодках» — беженцев из Вьетнама — взволновала многих из тех, кто некогда поддерживал Вьетконг. Именно эта озабоченность в июне 1979 года послужила основой для временного примирения между двумя видными антагонистами 1968-го — Жаном-Полем Сартром и Раймоном Ароном. Кампания в защиту «людей в лодках» изначально была нацелена против западных государств, которые не желали принимать беженцев. Но инициировавшим ее людям с трудом давалось замалчивание тех причин, которые заставляли огромное количество вьетнамцев пускаться в рискованное путешествие по волнам Южно-Китайского моря.

В еще более неловком положении «люди 68-го» оказались после крушения Советского Союза. До того момента противостояние НАТО и Варшавского договора предоставляло некоторым фракциям левого движения что-то вроде морального алиби: они могли осуждать оба блока и призывать к соблюдению прав человека по обе стороны размежевания, прекрасно понимая, что никто не будет ждать от них каким-либо практических действий. Однако между падением режима Горбачева в 1991 году и консолидацией власти Путиным в 2000 году образовался период, когда западным державам пришлось принимать решения о военных интервенциях, предпринимаемых ради защиты прав меньшинств в других странах. Причем это происходило в то время, когда бывшие «люди 68-го» занимали влиятельные позиции в национальных правительствах и международных организациях. Происходящие тогда изменения наиболее драматично сказывались в Германии — стране, где размышления о военном вмешательстве за рубежом пробуждали неприятные воспоминания.

Некоторые «люди 68-го» оправдывали гуманитарную интервенцию в терминах общечеловеческой морали, отстаиваемой ими еще в дни протестов. Для них вооруженная интервенция, организуемая для защиты оказавшихся под угрозой меньшинств, как в Боснии или Косово на территории бывшей Югославии в 1990-е годы, или даже для свержения тиранического режима, как в Ираке в 2003 году, означала разрыв с непреклонным souverainisme Шарля де Голля или более тонкой Realpolitik Генри Киссинджера времен холодной войны. В выступлении Тони Блэра в Чикаго в 1999 году выражалась именно такая позиция. Некоторые ветераны 68-го участвовали в попытках «государственной реконструкции», предпринимаемых после свержения деспотичных правительств военным путем. Бразилец Сержиу Виейра ди Меллу в 1968 году был студентом в Париже; шрам от полицейской дубинки остался у него на всю жизнь. Он начал работать в Управлении Верховного комиссара ООН по делам беженцев, написал докторскую диссертацию о понятии «наднациональности» (supranationality), а потом стал Верховным комиссаром ООН в Косово. Он погиб в Ираке в 2003 году во время взрыва, устроенного террористом. Бернар Кушнер, который после парижских баррикад основал организацию «Врачи без границ» (Médecins sans Frontières), сменил Сержиу Виейра ди Меллу в Косово в 1999 году. Среди его сотрудников были Том Кенигс, немецкий «человек 68-го», и голландец Дэн Эвертс, бывший анархист 11. Левые, которые когда-то относились к НАТО с нескрываемой враждебностью, стали воспринимать альянс более благосклонно после того, как тот вмешался в дела Югославии. Ян Каван — участник Пражской весны, который в 1968 году появился в передаче BBC, посвященной политической активизации студенчества, вместе с Кон-Бендитом, Карлом-Дитрихом Вольфом и Тариком Али, — вернувшись из эмиграции, в 1998–2002 годах занимал пост министра иностранных дел Чешской Республики. Именно он инициировал вступление своей страны в НАТО.

Ветераны 68-го порой расходились в вопросах международной политики. Режи Дебрэ, например, выступал против французского вмешательства в Косово, но даже те, кто не разделяли переход этого деятеля к неоголлизму, не раз отвергали идею о том, что у могущественных западных демократий есть право преподносить уроки международной морали. Эти разногласия стали еще более острыми после возглавленного Соединенными Штатами в 2003 году вторжения в Ирак. В большинстве своем политики континентальной Европы не поддержали эту акцию. Некоторые из «людей 68-го» уподобляли демонстрации против иракской войны массовым протестам против американской политики во Вьетнаме. Марк Радд, который ушел из публичной жизни после того, как получил судимость за участие в деятельности «Синоптиков», чувствовал себя в этом новом антивоенном движении как дома 12.

68-й и дух капитализма

Отношение к капитализму было вторым моментом, в связи с которым «людей 68-го» часто обвиняли в «продажности». Отличительной чертой правления Клинтона и Блэра была их вера в то, что социальные реформы вполне могут сосуществовать с частным предпринимательством. Бывшие soixante-huitards — такие, как Мишель Рокар во Франции, — пытались модернизировать социализм так, чтобы минимизировать его антикапиталистическую направленность. В целом «люди 68-го» концентрировали свое внимание на таких вопросах, которые не вовлекали их в прямые конфликты с капитализмом — расовых, гендерных и экологических. Несмотря на рассуждения об интересах пролетариата, многие из лидеров 68-го все-таки принадлежали к среднему классу. Кроме того, важными особенностями 1980-х годов стали, с одной стороны, успех левых из среднего класса, которые сосредоточились на культурной проблематике, и одновременное поражение левых из рабочего класса, которые ориентировались на социальные требования.

Однако ничто из упомянутого вовсе не делает 68-й ответственным за свершения западного капитализма. «Люди 68-го», принадлежавшие к среднему классу, могли просто приспосабливаться к чему-то, что генерировалось неподконтрольными им силами. Есть, впрочем, и другое мнение, согласно которому сам 68-й укрепил капитализм. Этот тезис был выдвинут французскими социологами Люком Болтански и Эвом Кьяпелло, которые утверждали, что во все времена соседствовали два варианта критики капитализма. Первым была «эстетическая» критика, которая обращалась к вопросам культуры, а вторым — социальная критика, которая подчеркивала значимость конкретных вопросов, связанных с доходами и материальными условиями жизни 13. В 68-м, как полагают эти ученые, преобладала «эстетическая» критика, причем капитализм — под которым они понимают руководящие кадры крупных французских фирм, — ассимилировал эту эстетическую критику. В результате родилась новая бизнес-практика, которая подчеркивает важность персональной свободы и стимулирует креативность, но при этом усугубляет неравенство. Более грубо этот аспект 68-го атаковал Николя Саркози, когда в ходе президентской кампании 2008 года заявил о том, что именно революционный май произвел на свет необузданный и беспринципный капитализм «коротких денег, спекуляций и… "золотых парашютов"».