Виталий Познахирев - Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Как правило, офицеры размещались:

1. В наемных обывательских квартирах по 1–3 чел. (преимущественно, штаб-офицеры).

2. В наемных обывательских квартирах или в целых домах в количестве до 40–50 чел. (обычно, обер-офицеры).

Письмо Воронежского уездного воинского начальника в городскую управу о расквартировании пленных офицеров. (ГАВоронО. Ф. И-19. Оп. 1. Д. 964. Л. 49)

3. В изолированных помещениях (флигелях) казарм, занятых турецкими нижними чинами.

4. В иных зданиях, признанных подходящими для длительного проживания людей (например, в г. Болхов Орловской губ. 36 обер-офицеров жили в палатах бывшего военного госпиталя).

5. В прилегающих к городам помещичьих имениях, по личному приглашению их владельцев (единичные случаи).

Стоимость аренды жилого помещения зависела от разряда местности, условий заключенного договора, числа постояльцев и иных факторов. Например, в Новгороде 19 обер-офицеров, занимавших полностью один из домов, ежемесячно платили за квартиру по 5 руб. В то же время, в более «дешевом» Грязовце Вологодской губ., четырем обер-офицерам, арендовавшим второй этаж небольшого дома, жилье обходилось в гораздо меньшую сумму (по 2 руб. 92 коп. с человека в месяц) [195].

Имеющиеся в нашем распоряжении сведения о жилищно-бытовых условиях этих людей довольно ограничены. «Когда я вошел в их квартиру, было 9 часов утра, — писал в январе 1878 г. корреспондент газеты «Голос», посетивший жилье турецких офицеров в Новгороде. — Они еще не были одеты, и я застал их во всевозможных тряпьях. Они занимают пять комнат, уставленных кроватями, на которых вместо тюфяков постланы бурки, и сшиты турецкие подушки, набитые ватою. Вообще, заметна неопрятность, грязь во всех комнатах» [196]. К сказанному можно добавить, что, по имеющимся в нашем распоряжении сведениям, печи в занимаемых офицерами помещениях обычно топил русский дворник или турецкий солдат-денщик. Они же доставляли в квартиры и воду. Пищу пленные, в большинстве случаев, закупали и готовили себе сами. Однако самовар им, как правило, кипятила и подавала русская кухарка.

Упомянутый выше квартирный кризис, возникший на рубеже 1877–1878 гг., офицеров практически не затронул и выразился разве что в перемещении части этих людей из губернских центров в уездные [197].

Основные же проблемы, с которыми власти эпизодически сталкивались в процессе расквартирования османских офицеров, можно свести к двум следующим:

1. Слабое знание и (или) неверное толкование норм действующего законодательства отдельными должностными лицами и обывателями. Так, в Воронеже турецкого офицера, едва прибывшего в город и прожившего в гостинице 72 часа, администрация, с согласия городской управы, попыталась… выставить на улицу, а заодно и внушить ему, что отныне он должен искать себе крышу над головой… исключительно самостоятельно. Вопрос этот удалось разрешить лишь после вмешательства уездного воинского начальника, напомнившего управе, что офицер этот военнопленный , и поскольку он «не желает и не может приискивать для себя квартиры, <���…> таковая должна быть дана ему от города» [198].

2. Нежелание многих домовладельцев сдавать квартиры в аренду именно туркам. Мотивировалось таковое обычно религиозными соображениями, опасениями инфекционных болезней и патриотическими побуждениями. Последнее хотя и давало о себе знать повсеместно, но в особенности было присуще промышленным центрам с их преимущественно пролетарским населением, относящимся к османам наиболее непримиримо. Например, в 18-и тысячной Шуе, куда было интернировано всего лишь 10 офицеров, городская управа затратила на поиск для них квартир целых две недели (вместо положенных трех дней). Причем по данным Ю. А. Иванова, все дальнейшие попытки этих людей самостоятельно улучшить свои жилищные условия, за исключением одного случая, успехом не увенчались [199].

III. Нижние чины оттоманской армии, в отличие от своих офицеров, как правило, сразу же направлялись в заранее подготовленные для них «постоянные» помещения. Последние существенно различались по размерам, ведомственной принадлежности, целевому назначению, техническому состоянию и иным характеристикам. Однако с известной долей условности мы классифицируем их на шесть следующих разновидностей:

1. Казармы военного ведомства, которые по состоянию на 12 апреля 1877 г. использовались русскими войсками по прямому назначению.

2. Казармы военного ведомства, которые по состоянию на 12 апреля 1877 г. не использовались русскими войсками по прямому назначению.

3. Частные жилые дома, арендованные в качестве казарм специально для пленных после 12 апреля 1877 г.

4. Общественные и частные здания, которые по состоянию на 12 апреля 1877 г., в соответствии с договором аренды, использовались подразделениями местных войск в качестве казарм.

5. Свободные общественные здания казарменного типа.

6. Казенные и общественные здания, не предназначенные для проживания людей и переоборудованные под казармы для пленных после 12 апреля 1877 г.

Рассматривая особенности расквартирования османов в перечисленных помещениях, отметим следующее.

1. Казармы военного ведомства, постоянно используемые по прямому назначению, но полностью или частично пустующие после убытия русских войск на театры военных действий, занимались турками начиная уже с лета 1877 г. Это были наиболее удобные для них помещения с уже готовыми принадлежностями, не требующие ни ремонта, ни дооборудования. В качестве примера здесь можно назвать Аракчеевские казармы в Новгороде, Вознесенские казармы в Ярославле, Ерофеевские казармы во Владимире, Красные казармы в Рыбинске, Николаевские казармы в Курске, Шихобаловские казармы в Самаре и многие др. [200]

В принципе, условия размещения пленных в таких казармах не заслуживают особого внимания, поскольку они практически ничем не отличались от условий размещения русских войск. Каких-либо жалоб на казарменный быт турки, насколько нам известно, не заявляли. Проверяющие всех уровней также не оставили на этот счет никаких существенных замечаний. Что же касается претензий к «квартирантам» со стороны российских властей, то они, в основном, сводились к тому, что османы категорически пренебрегают содержанием собственных жилищ в чистоте. В документах тех лет можно нередко встретить указания на то, что «неопрятность в помещениях пленных турок <���…> главным образом зависит от привычки турок к неопрятности»; «турки по натуре очень неряшливые, не стесняются взбираться на постель с грязной обувью»; «турки, со своей восточной ленью, не привыкли соблюдать чистоту и опрятность. Дом, где жили пленные, <���…> сделался в большинстве помещений даже не годен для дальнейшего обитания» и т. п. Особенно резко по данному поводу высказывался начальник Подвижной комиссии о турецких военнопленных генерал-адъютант С. П. Голицын. Так, в марте 1878 г., когда в Кременчуге решался вопрос с расквартированием вновь прибывающих османов и командование местных войск стояло перед дилеммой: следует ли «уплотнить» турок в уже занимаемой ими казарме или предоставить им еще одно помещение, удалив из него российских военнослужащих, С. П. Голицын писал военному министру: «Никак не следует упускать из вида удобств помещений наших нижних чинов и переводить их на значительно худшие условия жизни из-за того только, чтобы удобнее и просторнее разместить турок <���…> турки в несколько дней загадят оное, точно также, как они загадили ту часть казармы, которая под них отведена» [201].