Виталий Познахирев - Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

5. Свободные общественные здания казарменного типа сравнительно редко становились местом расквартирования османов, поскольку обычно нуждались в более или менее серьезном ремонте, для проведения которого управы, особенно уездные земские, просто не располагали необходимыми средствами [219]. В отдельных случаях их использованию препятствовали и иные причины. Так, в г. Великий Устюг попытка городской управы отвести пленным один из подобных домов встретила решительный протест со стороны влиятельного местного предпринимателя и общественного деятеля, планировавшего разместить в этом здании приют для детей-сирот [220].

В качестве более удачного примера можно сослаться на Свирские казармы в Смоленске, оказавшиеся, к тому же, едва ли не единственным городским зданием, в котором удалось расквартировать турок. Причем первоначально (в августе 1877 г.) городская управа смогла разместить здесь лишь около 300 человек, а четыре месяца спустя признала, что «в этих казармах, при небольших приспособлениях, которые управа немедленно сделает, может быть свободно помещено еще 200 пленных» [221].

6. Казенные и общественные здания, не предназначенные для проживания людей и переоборудованные под казармы для пленных после 12 апреля 1877 г., как места расквартирования турок также не получили широкого распространения. Главным образом потому, что и само переоборудование, и последующее содержание таких помещений обычно требовало значительных затрат.

Для примера сошлемся на каменный манеж (барак) площадью около 500 м² в воронежской слободе Чижовка, принадлежащий городской управе. в ходе подготовки к приему османов в манеже сколотили двухъярусные нары на 200 чел., оборудовали его пекарней и кухней. «За расположением ретирадного места в некотором отдалении от казармы, без связи его с последней хорошо укрытым ходом», перечень квартирных принадлежностей расширили, включив в него… ночные горшки. В целях компенсации как потерь тепла от кирпичного пола, так и отсутствия вентиляции, к шести уже имеющимся отопительным печам добавили еще четыре, а также сложили камин. Причем управа распорядилась отпускать сюда уголь «как на 13 печей» (а не на 10), а камин топить круглосуточно, «имея ввиду специальное назначение барака для помещения в нем военнопленных турок, т. е. жителей более благоприятных по климату своему стран».

Однако, как показала практика, для поддержания в здании температуры на уровне не ниже 14 °R (18–19 °C) даже таких мер оказалось недостаточно. в действительности управе пришлось выделить для манежа значительно больше топлива, и к апрелю 1878 г. перерасход угля достиг здесь 197 пудов (3 150 кг.) «против причитающегося по расчету на 13 печей» [222].

Впрочем, часть топлива, предназначенного для пленных, возможно, «уходила на сторону». И не только в Воронеже. Так, в марте 1878 г. Лужский уездный воинский начальник писал в городскую управу: «посещая ежедневно военнопленных турок, я убедился, что в помещениях, ими занимаемых, а в особенности в нижнем этаже, бывает неодинаковая почти холодная температура, что происходит от недостаточного отпуска дров». Вместе с тем единственное, что воинский начальник смог в этой связи предпринять, так это попросить управу либо «обязать хозяина дома топить добросовестно», либо выдавать дрова непосредственно русскому унтер-офицеру, заведующему пленными [223].

Вообще же, что касается замечаний по поводу квартирного довольствия турок, то в числе наиболее распространенных обычно фигурировали такие, как: «люди располагаются скучено», «в помещениях сырость», «спальные места плохо устроены», «печи дымят», «нет вытяжных вентиляторов», «сортиры грязны и источают зловоние» [224].

На фоне всего изложенного нами ранее ссылка на «плохо устроенные спальные места» выглядит несколько неожиданно, но вполне закономерно, поскольку нары для пленных действительно зачастую начинали изготавливать почему-то в самый последний момент и, разумеется, наспех.

Несмотря на то, что распорядительные комитеты ряда губерний, вопреки требованиям действующего законодательства, разрешали своим нижестоящим подразделениям «за неимением времени не назначать торги на поставку холста для постройки тюфяков и подушек для военнопленных», вопрос с обеспечением османов постельными принадлежностями решался порой без особой спешки. К примеру, деньги на пошив тюфяков и подушек для 250 турок, прибывших в Рыльск 5 января 1878 г., местный уездный распорядительный комитет запросил в губернском распорядительном комитете только после 24 января. Таким образом, первые недели (а может быть и месяцы жизни в казармах) османы нередко спали на полу, на соломенной подстилке [225].

Впрочем, иногда и с соломой происходили какие-то «странные вещи», и не только потому, что отдельные губернские распорядительные комитеты не всегда своевременно выделяли деньги на ее покупку. Например, на этапном пункте в Новгородском манеже, с его земляным полом, даже в разгар зимы количество недостающей у пленных подстилочной соломы, по оценкам губернского воинского начальника, измерялось… несколькими возами (!) в марте 1878 г. генерал-адъютант С. П. Голицын доносил Военному министру из Бендер, что обнаружил здесь в одной из казарм пленных «скученными на нарах на свежей соломенной подстилке, которая, как оказалось из расспросов, была положена за два часа до моего посещения, в обыкновенное же время никогда им не давалась (курсив наш — В.П.)» [226]. Факты такого рода не могут не наводить на мысль, что, несмотря на свою, в общем-то, ничтожную стоимость (в среднем 10–12 коп. за пуд), солома вполне могла стать для кое-кого и неплохим «подспорьем» к семейному бюджету.

Продовольственное обеспечение. как следует из норм, изложенных в § § 48 и 54 «Положения» (корреспондирующих ч. ч. 1 и 3 ст. 27 «Брюссельской декларации»), пленные генералы и офицеры не получали ни кормового довольствия, ни столовых денег и должны были питаться исключительно за собственный счет.

Что же касается унтер-офицеров и рядовых, то эти люди обеспечивались продовольствием:

а) наравне с нижними чинами тех российских воинских частей, при которых они расквартировывались;

б) по правилам, установленным п. п. 1–2, 10–11 «Положения о провиантском, приварочном и фуражном довольствии войск» от 31 июля 1871 г. [227]

Если говорить конкретнее, то суточная норма довольствия унтер-офицера и рядового (как турецкого, так и русского) включала в себя:

1. Так называемую «дачу провианта» в размере, определенном «Табелем провиантского довольствия от интендантского ведомства», а именно:

— 3 фунта (1 200 гр.) печеного хлеба из ржаной муки;

— 32 золотника (133 гр.) круп.

2. «Приварочные деньги» по «обыкновенному окладу», определяемому ежегодно для каждой губернии и включающие в себя средства, необходимые для приобретения «по местным ценам» ½ фунта (200 гр.) мяса; а кроме того: