Виталий Познахирев - Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

3. Начальники местных войск, в большинстве своем, оказались не готовы к пошиву обмундирования в короткий срок и в массовых количествах. Тем не менее, в большинстве случаев, на местах «постройку одежды и обуви» старались ускорить как могли. Швальни были переведены на двусменный режим работы. Из иных гарнизонов в пункты расквартирования турок откомандировали едва ли не всех свободных портных и сапожников. К пошиву привлекли специалистов из числа пленных и даже заключенных местных тюрем. Но поскольку портных все равно не хватало, Военный совет, по ходатайству ГИУ, пошел на крайнюю меру, разрешив округам «строить вещи» для турок силами «вольных мастеровых», хотя труд этих людей, как видно из Таблицы 18, выходил казне, что говорится, «в копеечку». Кроме того, вопрос подгонки обмундирования на местах был до крайности упрощен, а вместо изготовления белья туркам не редко выдавали лишь холст, предлагая им пошить себе кальсоны и рубахи самостоятельно (с чем они, кстати, справлялись вполне успешно) [247].

Таблица 18

Сравнительная стоимость пошива отдельных предметов обмундирования для пленных силами военных и гражданских портных [248]

Однако и при таком напряжении сил кризис с обмундированием во многих пунктах интернирования не удалось преодолеть до конца даже к весне 1878 г. уже в марте в Бендерах, Орле, Полтаве, Харькове и ряде иных мест члены комиссии С. П. Голицына обнаруживали в казармах и наемных частных домах целые роты османов, не получивших ни одного предмета казенного обмундирования и продолжавших оставаться в своих «турецких лохмотьях», «полусгнивших рубищах» и «дырявых сандалиях». Относительно благополучным на фоне изложенного выглядел, например, Саратов. Однако и здесь полным комплектом верхнего платья, белья и обуви на тот момент были обеспечены немногим более трети пленных (478 чел. из 1 261) [249].

Выдать же туркам «сполна все вещи новые», как того требовал § 50 «положения», российским властям удалось не ранее апреля 1878 г. Причем, в отдельных пунктах интернирования воинские начальники несколько перестарались. Так, в Харькове османам пошили даже непредусмотренные законом фески, поскольку те жаловались, что от русских солдатских кепи у них… болит голова [250]. В других местах пошли еще дальше и продолжили «постройку» для пленных обмундирования уже после того, как в нем отпала всякая необходимость. А поскольку шили одежду «на турецкий манер», закономерный вопрос: что делать с излишками, покрой которых «вовсе не соответствует покрою одежды наших войск», встал сразу же по окончанию репатриации пленных. Впрочем, ответ на него Главный штаб нашел относительно быстро, распорядившись передать все излишки, а равно вещи, оставшиеся от турок, умерших не от инфекционных болезней, в распоряжение уездных воинских начальников «для израсходования на проходящих нижних чинов», «на госпитальную прислугу и в дисциплинарные батальоны и роты» [251].

4. О масштабах проделанной работы красноречиво говорит уже тот факт, что расходы на вещевое обеспечение турецких нижних чинов в России в конечном итоге заняли первое место (!) в общей структуре расходов на военнопленных и составили, по официальным данным, 1 658 459 руб. из 5 509 562 руб., или 30,1 % от суммы всех расходов [252]. Правда, объективности ради надо признать, что факт этот не вполне подтвержден документально, поскольку представитель турецкой стороны, принимавший возвращающихся на родину пленных, «при спешности погрузки людей на пароходы» в порту Севастополя, не счел «нужным и возможным» проверить наличие обмундирования на 60 тыс. чел. и подписать их Табели на предметы вещевого довольствия (т. н. «Арматурные списки»). По окончанию репатриации это вылилось в проблему с отчетностью и породило длительную переписку между ГШ, ГИУ и воинскими начальниками всех уровней. И лишь 7 октября 1880 г. главное интендантское управление приняло по данному вопросу окончательное решение: «имея в виду, что при сложности отправления пленных турок из России на родину свидетельствовать арматурные списки о вещах, на них находившихся в пункте отправления, турецкий комиссар генерал Осман-паша [253]отказался, и что за вещи, унесенные пленными, наше правительство должно получить с турецкого правительства денежное вознаграждение, главное интендантское управление полагает, что показанный по книгам уездных воинских начальников расход вещей, выданных пленным, должен быть признан правильным без засвидетельствования арматурных списков» [254].

5. Что касается турецких генералов и офицеров, то логическое и систематическое толкование содержания § § 50–52 и 54 «Положения» дает основания утверждать, что вещевое обеспечение этих людей основывалось на принципе возмездности и являлось их правом, но не обязанностью. иными словами, названные лица по собственному усмотрению решали, следует ли им вообще шить себе в России одежду и обувь, а если все-таки следует, то когда, у какого портного, в каких количествах, какую именно (военное обмундирование или гражданское платье) и т. д., и т. п.

Как видно из анализа известных нам источников, большинство пленных офицеров уже в первые месяцы, а то и недели своего пребывания в России пошили себе обмундирование на «турецкий манер», а к лету «справили» и легкое гражданское платье. Впрочем, те, кто не желал привлекать к себе внимания российских обывателей, поступили с точностью до наоборот. так, дивизионный генерал Омер-паша еще в Тифлисе заказал себе именно гражданский костюм и вообще заявил, что не собирался ходить в плену одетым по форме, дабы не «представлять из себя нечто вроде обезьяны в клетке, показываемой любопытным ротозеям» [255]. В свою очередь, дивизионный генерал Хывзы-паша хотя и сетовал на высокие новгородские цены, но военный мундир пошил себе первым делом. точно так же поступили интернированные в Курск генералы Адиль-паша и Атыф-паша. причем, демонстрируя корреспонденту газеты «Голос» свое только что полученное от портного обмундирование, оба последних военачальника откровенно «любовались золотым шитьем, сделанным какой-то еврейкой, хвалились добротностью сукна и дешевизной его. Пуговицы на мундирах были с турецким гербом, — заметил корреспондент, — но ряд маленьких пуговок, вдоль рукавов, около девяти на каждом, были с двуглавым орлом!» К последнему факту генералы, судя по всему, отнеслись с юмором: «Это нам на память, в знак отличия за почетный плен в России!» [256].