Виталий Познахирев - Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Завершая краткий обзор данного аспекта исследуемой проблемы, считаем необходимым обратить особое внимание на банное обслуживание пленных, тем более, что одно только появление османов в городских банях, как правило, вызывало резкое недовольство населения, видевшего в них носителей опасных инфекций. Так, в Крейцбурге Витебской губернии представители общественности едва ли не блокировали свою единственную баню, «спасая» ее от турок. Однако в подавляющем большинстве случаев протестное поведение не выходило за рамки пассивной формы: местные жители просто отказывались пользоваться услугами бань в первые 1–3 дня после посещения таковых пленными [263]. Для владельцев означенных заведений все это, конечно же, не оставалось незамеченным. Стремясь компенсировать упущенную выгоду, одни из них устанавливали для турок более высокую стоимость помывки (до 10 коп. с человека, вместо 2–3 коп., взимаемых с россиян), другие — вообще отказывались пускать пленников на порог.

Правда, последние обычно (но далеко не всегда) смягчали свою позицию после непродолжительной, но «задушевной» беседы с полицмейстером. Что же касается завышенных цен, то, не имея источника для увеличения соответствующей статьи расходов, военные власти порой вынуждены были водить пленных в баню не еженедельно, а один раз в 10–14 дней (Аткарск, Калуга, Пенза) и даже один раз в месяц (Якобштадт). Впрочем, до таких крайностей ситуацию старались не доводить ни власти, ни сами пленные. Так, в Пскове турки добровольно изъявили желание отчислять на банное обслуживание часть заработанных ими средств, а в Самаре их нуждами прониклись администрация и заключенные губернской тюрьмы, позволившие пленным пользоваться принадлежащей им баней [264].

По-своему пытались разрешить данную проблему и городские управы. Например, в Луге и Шуе они организовали помывку пленных в частных домашних банях, а в Воронеже и Пскове всерьез прорабатывали вопрос о строительстве специальной «турецкой бани». Однако дальше всех в этом отношении пошло руководство Ярославской губернии, где эпидемия тифа среди османов достигла угрожающих масштабов. Здесь глава региона уже к февралю 1878 г. настоял на «отводе для мытья турок совершенно отдельных бань с тем, чтобы они отнюдь не посещались сторонними лицами и дезинфицировались», а оставшиеся после помывки пленных мочалки, веники и т. п. «немедленно или сжигались, или закапывались глубоко в землю» [265].

Правовой основой использования труда османов являлись, главным образом, нормы § § 39–41 «положения», которые, во-первых, практически полностью корреспондировали требованиям ст. 25 «Брюссельской декларации» [266], а во-вторых, содержали ряд прогрессивных новелл, а именно:

а) Впервые в отечественной истории трудообязанными были признаны все пленные нижние чины, вне зависимости от их национальности, вероисповедания, обстоятельств пленения, а равно любых иных признаков. (Для сравнения заметим, что на протяжении XVIII — первой половины XIX вв. от принудительных работ в России нередко освобождались такие категории пленников, как: подданные нейтральных держав; перебежчики; дезертиры; христиане; военнослужащие, добровольно положившие оружие; лица, не относящиеся к боевому составу армии и флота и др.).

б) При конструировании норм § 39 законодатель отчасти вернулся к практике XVIII столетия, предполагавшей возмездный характер труда пленников. Тем самым Петербург фактически признал несостоятельность своих прежних попыток принудить османов трудиться исключительно «за харчи», чего он настойчиво (но малоуспешно) добивался в годы правления императора Николая I [267]. Вместе с тем авторы «Положения» впервые в российской истории установил вычеты из заработной платы военнопленных в целях частичной компенсации расходов на их содержание.

Однако, помимо прогрессивных моментов, в правовом регулировании труда пленных мы выделяем и отдельные недостатки, а именно:

а) Вопреки опыту, накопленному нашей страной еще в XVIII в., законодатель не предусмотрел необходимость учета и использования пленных в соответствии с их гражданскими специальностями. Правда, объективности ради надо признать, что в рассматриваемый период эти специальности мало интересовали работодателей. в качестве одного из немногих исключений можно сослаться на то, что в ноябре 1877 г. МПС формально разрешило подведомственным организациям использовать на строительстве и ремонте железных дорог каменщиков, каменотесов и иных лиц из числа тех пленников, «которым знакомы мастерства» [268]. Однако никаких практических последствий это разрешение не имело, т. к. работу по поиску и отбору мастеровых уездные воинские начальники либо вообще не вели, либо вели ее так, что в итоге не всегда получали достоверные результаты. К примеру, на исходе 1877 г. из 700 пленных, расквартированных в Калуге, лишь 18 чел. заявили о наличии у них тех или иных гражданских специальностей (в т. ч. 3 кузнеца). В то же время среди 900 турок, интернированных в Харьков, одних только кузнецов оказалось уже около 40 чел. [269](Приведенная разница, возможно, объясняется тем, что «калужские турки» не вполне понимали, с какой целью русские интересуются их профессиями и поэтому предпочли, на всякий случай, таковые не афишировать; «харьковские же турки», напротив, уже в момент опроса были осведомлены о том, что правление новороссийского металлургического общества в Юзово (Юзовке) намерено предоставить высокооплачиваемую работу квалифицированным специалистам из числа пленных).

б) «Положение» почему-то обошло молчанием право турок на занятия промысловой деятельностью, хотя таковое прямо предусматривалось ч. 2 ст. 25 «Брюссельской декларации», да и российской практике военного плена оно было хорошо известно, по крайней мере, с XVII в.

в) Несмотря на то, что согласно § 39 «Положения», труд пленников должен был детально регламентироваться подзаконными актами, разрабатываемыми Военным министерством совместно с заинтересованными ведомствами, учреждениями и организациями, ни одного акта такого рода в действительности выработано не было. Некоторым его подобием можно признать разве что циркулярное указание Техническо-инспекторского комитета железных дорог МПС «О приглашении на работы военнопленных» от 17 ноября 1877 г., согласно которому пленникам «не должно быть поручаемо исполнение таких обязанностей и работ, которые связаны с ответственностью и обусловлены определенною инструкцией, но что они могут быть употребляемы для расчистки снега, для земляных работ, для работ по заготовке и нагрузке балласта и вообще как чернорабочие» [270].