Виталий Познахирев - Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

2. Казармы военного ведомства, которые к началу войны не использовались русскими войсками по прямому назначению, имели две ключевые особенности:

— как правило, они представляли собой помещения, остававшиеся нежилыми на протяжении нескольких лет и уже поэтому нуждавшиеся в более или менее серьезном ремонте.

— военное ведомство, очевидно, долгое время не предполагало, что эта часть его жилищного фонда может когда-либо понадобиться для размещения людей. вплоть до 1878 г. неиспользуемые казармы оставались не только не отремонтированными, но даже не обследованными ни специальными комиссиями, ни отдельными инженерами (или хотя бы техниками). Соответственно, у военных властей отсутствовали перечни необходимых ремонтных работ, не говоря уже о сметах на их проведение. когда же на рубеже 1877–1878 гг. в таких помещениях возникла острая нужда, ситуация с ними развивалась (за некоторым счастливым исключением) по трем вполне типичным сценариям, которые мы считаем возможным рассмотреть на трех следующих примерах:

а) Каменные казармы в сл. Ново-Екатеринославль Купянского уезда Харьковской губ. были сразу же признаны находящимися «в очень плохом состоянии» и «совершенно невозможными для жилья», почему пленные в них не направлялись [202].

б) В Архангельских казармах на окраине Вологды османов все-таки разместили. Однако тут же выяснилось, что в переполненных зданиях отсутствует вентиляция, печи дымят, а во всех помещениях ощущается повышенная влажность. Все это повлекло за собой резкий рост заболеваемости пленных и гибель в короткий срок свыше 100 человек [203].

в) Бывшие казармы 37-й артиллерийской бригады на мызе Пелла Шлиссельбургского уезда Петербургской губ. Здесь ситуация развивалась более благоприятно, хотя средства на ремонт этих трех деревянных одноэтажных зданий с требованием «произвести исправления в наискорейшее время», были выделены лишь 9 февраля 1878 г.

Исправления формально произвели к 14 февраля, затратив на них чуть менее 600 руб. В тот же день казармы приняли первую партию пленных в количестве около 300 чел. Однако фактически ремонт здесь продолжался вплоть до лета. Так, полное оборудование помещений нарами окончилось лишь к 20 мая. Еще ранее, 16 февраля, выяснилось, что необходимо приобрести и установить на кухне дополнительно два пищеварочных котла. К концу апреля две хлебопекарные печи (из четырех имеющихся) «обрушились, а две остальные треснули, грозя обрушиться». 3 мая казармы проинспектировал Петербургский уездный воинский начальник. В результате только его визита на ремонт потребовалось еще свыше 1 400 руб., т. к. обнаружилось, что «в двух комнатах пол упал, в шести слаб и в одной сильно шатается. Нет 14 [оконных] стекол. Во многих рамах нет задвижек и петель. 8 русских печей и одну голландскую надо переложить. Нет 9 вьюшек. Один [пищеварочный] котел лопнул, в другом образовалась дыра» [204].

Обобщая изложенное, мы приходим к выводу, что бывшие казармы военного ведомства в качестве мест расквартирования османов себя не вполне оправдали и принесли, по-видимому, больше вреда, нежели пользы и самим пленным, и российской казне.

3. Аренда для пленных частных жилых домов с их последующим переоборудованием в казармы (обычно на 50–150 чел.) получила в годы войны широкое распространение, особенно на рубеже 1877–1878 гг. использовалась эта разновидность квартирного обеспечения практически повсеместно, в частности, в таких городах, как: Белгород, Козлов, Курск, Луга, Орел, Пенза, Рязань, Саратов, Суджа, Тула, Харьков, Шуя и многие др. [205]

Схематически здесь все выглядело примерно следующим образом: городская или уездная земская управа (иногда — уездный распорядительный комитет) заключала с владельцем здания договор аренды (см., например, Приложение 10), после чего в доме устанавливались нары или кровати, оборудовались столовая, кухня, реже — пекарня, а также завозились дрова, квартирные, кухонные и постельные принадлежности и вообще все необходимое для жизнеобеспечения людей.

Как следует из анализа известных нам архивных документов, со всеми этими задачами российские органы военного и гражданского управления справлялись, в целом, довольно успешно. Отвод домов, как правило, оформлялся в установленном порядке уже к моменту прибытия турок в тот или иной населенный пункт; губернские распорядительные комитеты регулярно выделяли средства «на наем помещений с отоплением и освещением и со стоимостью топлива на варку пищи и хлебопечение», а равно деньги на ремонт зданий и иные нужды; управы предоставляли пленным пищеварочные котлы и «прочие кухонные и столовые принадлежности в том размере, как эти вещи отпускаются в войска», а также, совместно с домовладельцами, обеспечивали османов квартирными принадлежностями [206].

Вместе с тем наем и эксплуатация таких домов были сопряжены с некоторыми сложностями, главнейшими из которых мы считаем следующие:

а) Вплоть до глубокой осени 1877 г. ни военное ведомство, ни гражданская администрация на местах не вели систематической работы по поиску и отбору зданий, подходящих для размещения пленных (если не считать соответствующей деятельности органов внутренних дел в период мая — июня 1877 г., о которой уже говорилось ранее). в дальнейшем все это неизбежно вело к тому, что решения о заключении договоров аренды принимались не всегда обдуманно и взвешенно и даже порой без осмотра помещений компетентной комиссией [207].

б) В 1878 г., из-за упущений должностных лиц ГИУ, финансирование сметы на расходы по «воинской квартирной повинности» было начато со значительным опозданием, что замедлило вступление в силу ряда соглашений о найме жилых помещений.

в) Домовладельцы неохотно сдавали квартиры в аренду для турок по причинам, уже названным ранее (опасение инфекционных болезней, религиозные соображения и патриотические побуждения). Явление это впервые дало о себе знать еще летом 1877 г., когда администрация многих уездных и даже губернских центров чуть ли не единогласно доносила о том, что собственники жилья либо вообще отказываются «отдать помещения для пленных», либо требуют за него совершенно непомерную арендную плату, «далеко превышающую положенные за квартирование нижних чинов оклады» [208].

Вопреки этой тенденции повели себя тогда очень немногие, преимущественно, представители интеллигенции. так, во всей Курской губернии сдать свои дома туркам по приемлемой цене согласились (насколько нам известно) только два человека: титулярный советник С. И. Гладков и отставной гвардии штабс-капитан М. А. Слонецкий-Михайловский (оба жители Путивля). В свою очередь, во всем городе Грязовец аналогичным образом поступил лишь один домовладелец — мещанин П. И. Гудкин, официально заявивший уездному распорядительному комитету, что он готов разместить в принадлежащем ему доме до 50 военнослужащих «хоть русских, хоть турецких» [209].