Виталий Познахирев - Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

О количестве военнопленных, не пожелавших в ходе репатриации вернуться на родину, точных данных в российских архивах не сохранилось. Связано это с тем, что ни МВД, ни военное ведомство централизованного учета таких людей не вели и даже в официальной переписке оперировали примерными величинами, лежащими в диапазоне от 30 до 45 человек [435].

Мы, со своей стороны, оцениваем максимально возможное количество «невозвращенцев» в 55 чел., включая до 35 офицеров. Это составляет менее 0,1 % от общего числа военнопленных, подлежащих репатриации. Цифра, в общем-то, совершенно ничтожная. (Впрочем, таковой она была и по окончанию всех прежних русско-турецких войн).

Основные данные о большинстве лиц, пожелавших остаться в России, мы представили в Таблице 32. И хотя данные эти далеко не полны, в сочетании с иными источниками, они позволяют сформулировать следующие предварительные выводы:

а) Сообщения отдельных исследователей, выдержанные в духе: «многие из турок навсегда остались в…» [436](далее идет наименование того или иного населенного пункта), не имеют ничего общего с действительностью ни по форме, ни по существу. Причиной их появления стали, скорее всего, слухи, домыслы и… шутливые заявления самих пленных. Например, дивизионный генерал Гасан-паша, в бытность его в Могилеве, неоднократно делился с журналистами «планами» прикупить близ города пару имений и наконец-то зажить полной жизнью настоящего русского помещика. И хотя названный генерал и ранее регулярно демонстрировал окружающим свое прекрасное чувство юмора, этому его высказыванию почему-то безоговорочно верили [437].

б) То же самое можно сказать и относительно романтической версии о том, что турки (особенно офицеры) оставались в России из-за любви к русским женщинам [438]. При всей привлекательности этой версии, основана она, преимущественно, на догадках, и крайне редко может быть подтверждена конкретными фактами, о чем мы уже писали ранее [439].

в) В православие переходили, преимущественно, нижние чины и офицерская молодежь, тогда как представители старшего поколения предпочитали остаться «в своем магометанском законе». (Хотя, здесь могли быть и исключения, в частности, известно, что капитан Магомет эфенди свыше месяца изучал догматы православной веры в Свято-Юрьевом монастыре близ Новгорода).

г) Как и в годы прежних русско-турецких вооруженных конфликтов, многие османы, не желающие возвращаться на родину (преимущественно нижние чины), опасались расправы над ними со стороны товарищей, почему свою натурализацию в России инициировали в тайне буквально от всех. Так, некоторые из них, по прибытию в Севастополь, самовольно оставляли палаточный лагерь и чуть ли не до зимы прятались в городе. Другие предпочитали вообще не покидать мест интернирования. К примеру, репатриированные из Умани рядовые Осман Демир и Халил Осман бежали из эшелона на первом же перегоне и, вернувшись в город, заявили воинскому начальнику, что они больше никуда не поедут. Все попытки последнего объяснить туркам, что те просто не могут не ехать в Севастополь, т. к. в соответствии с законом они обязаны лично заявить о своем отказе от репатриации турецкому Комиссару , успехом не увенчались. Аскеры упорно твердили, что бывшие сослуживцы их непременно убьют. К решению вопроса пришлось подключить сначала Главный штаб, а потом и МИД, который в конечном итоге принял на себя дальнейшее урегулирование этой проблемы, предложив туркам лишь срочно подать по команде собственноручные рапорта об их желании остаться в России [440].

Таблица 32

Некоторые сведения об отдельных турецких военнопленных, не пожелавших репатриироваться из России [441]

д) Нижние чины в массе своей имели ту или иную гражданскую специальность, что позволяло им относительно быстро интегрироваться в российское общество. К примеру, чауш Ахмет Мустафа в период своего пребывания в плену трудился столяром на одной из фабрик Ярославля. Надо полагать, что этот человек зарекомендовал себя здесь с самой лучшей стороны, почему едва он вернулся в город, администрация предприятия с готовностью вновь приняла его на работу и даже выделила ему помещение для жилья [442].